Приближалась осень, топографическую бригаду изматывали ежедневные переходы по болотам. Каждый вечер разводили большой костёр, вокруг забивали колья, навешивая на них сапоги и портянки для просушивания. Ближе к осени участились дожди. Болота стали пополняться сточными водами. Местность погружалась в промозглую сырость. Однажды бригадир отправился с инструментом на дальний геодезический знак выполнять измерения, рабочие в этот период жгли костры. Вдруг болота погрузились в белёсый осенний туман с примесью дыма от костров. Измерения были остановлены. Топограф вынужден был уйти в лес в поисках ночного пристанища. Обычно Николай устраивался под густую ель, наломав вязанку еловых лапок, на которых прекрасно коротал ночное время. Вдруг он увидел на берегу крохотного ручейка избушку. Обошёл вокруг. Под навесом виднелось скопление разных приспособлений для охоты на белок, соболей и горностаев. Охотничья избушка в летний период пустовала. Топограф обрадовался, в избушке ночевать гораздо приятнее, чем под деревом, тем более он не рассчитывал на ночлег, поэтому не было никаких тёплых вещей. Избушка оказалась добротной, имелась маленькая печурка, столик и нары, на которые уложены толстым слоем осока и ароматные лесные травы, от запаха которых сразу потянуло в сон. Николай не стал даже разжигать печь, потому что в избушке было тепло и сухо. В течение дня топографу пришлось проделать большие переходы, он сильно устал, поэтому сразу улёгся на мягкую ароматную постель и уснул.
Ночью Николай проснулся от странных шорохов. Ему показалось, что около избушки кто-то ходит. Появилась мысль, что рабочие, не дождавшись бригадира, пошли на поиски и наткнулись на избушку. Но рабочие обязательно бы кричали, свистели, стреляли, молча в темноте они бы не осмелились идти по лесу. Вдруг дверь заскрипела и стала медленно открываться. У топографа поднялись волосы на голове, тело покрылось мурашками. Он приподнялся, сел, прижавшись в угол избушки. Оружия не было. Темнота абсолютная. Горло перехватило. Скрипучая дверь неторопливо продолжала раздвигаться, в раскрытый дверной проём проникли полумрачные отблески от ночного лунного освещения. Показался силуэт руки, державшийся за дверную ручку. Ночной пришелец, пригнувшись, протиснул голову, закутанную какой-то тряпкой, затем через порог переступила нога. Николай продолжал вжиматься в угол, очевидно, пришелец услышал мертвецки испуганный шорох от пересохшей осоки, скопившейся под дрожащим ночлежником. В какой-то момент ночной посетитель остановился, поза замерла. Вдруг голова зашевелилась и стала выдвигаться, исчезать из дверного проёма, после этого нога начала приподниматься и тоже удалилась за пределы порога. Дверь тихонько закрылась. Николай просидел, не шевелясь до рассвета, с замиранием сердца прислушивался к шорохам. Ночь оказалась самой длинной в его жизни, такого испуга он ещё никогда не испытывал.
