Когда земля под ногами качаться понемногу перестала, и сознание начало раскладывать факты по ячейкам извилин, решение ехать пришло моментально. Командир сначала никак: «Ты соображаешь, что несёшь, с меня погоны снимут вместе с головой, случись что. Где мы и где Самашки, семьдесят километров по неконтролируемой территории. Я как тебя прикрою, это же дня два как минимум?» Но в итоге в ситуацию вник, понял, что лучше отпустить и прикрыть, чтоб дров не наломал. Ильич вообще мужик отличный, мы с ним не первый раз вместе. Разрешил взять «Урал» и пятерых бойцов, на три дня. На следующий день мы пристроились к попутной колонне и отправились.
Ближе к вечеру мы добрались до места, колонна пошла дальше, мы свернули к десантуре. Своего я увидел сразу, как раз на посту стоял, у шлагбаума. Похудел, но выглядит бодро. Документы на машину проверил, в кузов заглянул, всё по делу. На меня не обратил внимания, мало ли тут ездят, документы в порядке. На блоке тормознули, позвали старшего. Молоденький старлей подошёл, представился.
– Я к тебе, старлей, дело есть, – говорю.
– Проходите, пообщаемся, – в землянку свою пригласил.
Бойцы жили в палатке. Позиция оборудована грамотно, окопы в полный профиль, порядок виден. Не зря учили.
– Разговор у меня долгий, не по службе, «шкурный» интерес имею, поэтому я своих отпущу, они в Самашках тормознутся, а сам задержусь у тебя.
– Не вопрос, – говорит.
Вижу, не сообразит, в чём дело, занервничал. И я не тороплюсь, всему своё время. Мои бойцы уехали, мы прошли в землянку со старлеем, ничего, уютненько. Достаю коньяк, вижу удивление.
– Да расслабься ты, – говорю, – сказал же, вопрос у меня личного характера, не служебный.
Ладно, выпили по маленькой. Начал расспрашивать, как служба, как бойцы, всё ли нормально. Опять старлей напрягся, не поймёт, что хочу. А я не могу сразу так, в лоб. Говорю:
– Боец вот на шлагбауме сейчас как?
– Ничего, подготовленный, физически развит, резковат, правда, немного, а что случилось-то?
– Так сын это мой, – отвечаю.
Старлей рот забыл закрыть, очень, видать, неожиданно. Когда в себя пришёл, подскочил:
– Сейчас я его подменю.
– Не надо, пусть до смены, как положено. Потом дай пообщаться, – а самого что-то начало потряхивать, думаю, надо немного в себя придти.
В общем, провёл я у десантников ночь. Сидели с сыном в командирской землянке, говорили. Нам никто не мешал, по сотке выпили, старлей разрешил. Переговорили обо всём на свете. С тех пор непоняток и напрягов между нами нет. В феврале десантники сменились, без потерь. А в марте и мы домой. Это была моя последняя командировка. Больше не ездил. Что-то надломилось внутри. Все понимают, что война – штука вредная, лживая и поганая. Но привыкают к ней, как к работе. Есть такое слово «надо». Только вот одно дело, когда сам. А вот когда свой ребёнок на войне – это другое. Принять и понять это нельзя, привыкнуть – тоже.
