– Поменяют, когда надо, сказали же, через две недели или раньше.
– Так сегодня две недели, – напомнил молодой сержант Кузин.
– Значит, через две недели или позже, – как ни в чём не бывало, говорил Волошин, – сказали же, сменят, значит сменят.
Прошёл лишний день, шёл второй. Волошин подошёл к Макарону:
– Макароныч, что осталось из продуктов?
– Да ни хрена не осталось, – психанул повар, – крупы немного, рис, греча, да муки тоже немного.
– А тушёнка, консервы? – поинтересовался капитан.
– Рыбных десять и шесть мясных, ну, и перловки двадцать три банки, – Макарон точно знал, что у него есть.
– Оставь завтра на завтрак-обед, остальное разложи по трём вещмешкам.
– Хорошо, – буркнул Макарон, не понимая, что придумал капитан.
Вечером Андрюха ему рассказал, что завтра поведёт группу к федеральному блокпосту разузнать, что происходит, связаться со своими и выяснить, почему нас не меняют.
– Давно пора, о чём там Волошин думает, два дня как должны сменить, что нам тут, с голоду подыхать? Ещё неделю назад говорил ему, надо в село, так нет, не положено, «сапог», блин, наберут в милицию… – начал возмущаться Макарон, – сиди тут в этой крепости без связи, без жрачки. – Всё-таки пропитание для Макарьичева делом было наиглавнейшим.
– Ладно, не возмущайся, завтра всё узнаем, продукты приготовил? – поинтересовался Андрюха.
– Давно уже, говорю же, раньше надо было… – начал опять Макарон. Андрюха не дослушал, пошёл проверить посты.
Узнать, что к чему, было не суждено. Ночью началось то, что уже не назвать неприятностями. Макарон проснулся от взрывов, понять, где это, было невозможно, но то, что совсем рядом, сомнения не вызывало. На выбегавшего из палатки на четвереньках Макарона кто-то налетел сзади, и ему пришлось того, упавшего, вынести на себе. Взрыв раздался на бруствере или очень близко, тот, кто ехал на Макароне, свалился, а прапорщик Макарьичев вспомнил про автомат и метнулся назад, столкнувшись с кем-то лбами. Автомат Макарон нашёл не сразу, но быстро, и уже готовый к бою побежал на двух ногах. Когда он был в паре метров от крепостного вала, раздался ещё взрыв, и что-то горячее ударило Макарона в макушку. Он сразу понял, что убит, и упал, вытянувшись во весь свой длинный рост. Но сознание не покинуло раненого бойца, он явно слышал, что из-под вышки, куда ночью спускается постовой, кто-то лупит длинными очередями. Справа тоже началась пальба, и Макарон понял, что бой продолжается, и он не убит. Ползком добравшись до бруствера, опытный боец, прапорщик Макарьичев выставил автомат и, не высовывая головы, добросовестно использовал весь имеющийся у него боезапас, все четыре магазина. Стрельба прекратилась резко и неожиданно, сразу стало слышно, как Волошин орёт: «Не стрелять!» Почему не стрелять, Макарон не понял, да и стрелять ему было уже нечем. Небо было ясное и звёздное, стрельбы и взрывов не было, голову пекло, как огнём, и, потрогав макушку, Макарон ощутил кровь. Ему стало плохо, внутри засосало и замутило.
