Свидетелей его преступления не было. С другого конца улицы, разрывая тишину снегопада, все приближался и приближался пяток дежурных ночных авточудовищ. Они вогнутыми скребками подгребали снег с дорожной части к тротуару и выскребывали наледь на асфальте стальными щетками.
Неизвестно, видел ли водитель крайней машины что-нибудь человеческое, торчавшее из снега, скажем руку или ногу. Скорей всего, что и не видел, потому что водители ведут подобные машины чуть ли не вслепую из-за вихрей снежной пыли, застилающей ветровые стекла, и им тоже на все наплевать – лишь бы не обламывать широкими скребками фонарных столбов да и без того карзубых тротуарных бордюров.
Сам-то Гелий, хоть он и был в полуобмороке от удара и боли, слышал приближение и нараставший скрежет снегоуборочных чудовищ. Может быть, он и смог бы пошевелиться и как-то дать знать водителям, что тут валяется сбитый человек, мог бы как-то воспрепятствовать наезду на себя, но он только ждал и ждал с каким-то любопытством и нарастанием в душе страстной обиды, когда на него наедет все это скрежещущее, гремящее, рычащее, искорежит, раздавит к чертовой матери и проволочет по мостовой ничего уже не чувствующий, со всем покончивший мешок телесный… «Подальше бы, что ли, проволокло, помельче бы искорежило, чтобы маска одна кровавая осталась вместо неопознаваемой моей рожи и нетленное папье-маше полуболотного дебила застоя… впрочем, жить мне при нем можно было… можно… можно…»
В этих нелепых мыслях он непонятным образом совсем забылся.
Самая крайняя машина только отбросила его – очень жестоко, но вовсе не смертельно, громадным, под большим углом расположенным скребком – к тротуару с проезжей части вместе с бутылкой и со снегом, и вся грохочущая кавалькада поехала себе дальше.
Некоторое время Гелий, должно быть, действительно был без сознания. Во всяком случае, он не чувствовал ни холода, ни боли, ни душевной тоски. Лицо его было прикрыто от снега маской покойного генсека, с бессмертной косорылостью слегка выглядывавшей из сугроба, хотя немного снега все ж таки под нее набилось.
Может быть, он вообще не пришел бы больше в себя, а так и застыл бы в пьяном полузабытьи и прозябал бы бесчувственно до самого обнаружения, если б не остановились возле того места, где он валялся, двое подзагулявших прохожих.
Они окосели почти вдребадан, а потому и напористо философствовали, еле управляя непослушными языками.
Гелий услышал людские пьяные голоса, в одном из которых с полнейшим равнодушием различил голос того самого злополучного Зеленкова, непредвиденного визитера и фиктивного супруга НН.
