Нога всё ещё болела, но я поднажал на педали.
В голове звучал Пашкин голос: «Витязь, приём!» и сердце отзывалось на этот позывной. Здорово он придумал! Настоящая мужская кличка. Не то, что Джем какой-то.
Я понял, что за один день повзрослел. Я был Джемом, потому что прежде думал только о пустяках. Или о своей привязанности к бабушке, которая так внезапно ушла. Ночью. А на плите остался тазик с ягодным джемом. Она хотела с утра проснуться и доварить, разлить по банкам. Но не проснулась… Дедушка говорил, что так лучше. Что бабушка во сне перелетела в чудесный райский сад и осталась там. Она даже не поняла, что умерла. Но мы-то поняли!
Помню, я сидел утром на кухне и смотрел на тазик с джемом. Что с ним делать? Есть с чаем? Но ведь бабушка не вложила туда последнюю частичку своего мастерства, своей кухонной магии. Этот джем не настоящий! Он так и не стал настоящим, бабушкиным джемом.
Я называл себя Джемом в память о радостных моментах. Но сейчас всё изменилось. Я больше не беззаботный мальчишка. Я приближаюсь к дикому огненному вихрю, где меня ждёт либо победа, либо поражение. Но победа будет только моей, а поражение застигнет всех, так что цена потери намного выше. Поэтому я не могу проиграть. Я больше не Джем. Отныне я Витязь.
В рюкзаке зашипела рация:
– Витязь! Витязь, приём! Это Сокол.
Я немедленно остановился и выхватил рацию.
– Сокол, приём! Витязь на связи, – ответил я. – Как обстановка дома?
– Нас рассекретили! – вздохнул Пашка. – тётя Валя плачет, а твой отец собирается ехать тебя искать.
Я похолодел.
– Пашка, этого нельзя допустить! Задержи их, пожалуйста! Через пять минут я буду на месте.
– Есть задержать! – по-военному отозвался Пашка. – Сделаю что могу!
– Конец связи, Сокол!
– Конец связи, Витязь!
Я убрал рацию и снова вскочил на велосипед. Если Пашка не задержит родителей, через пять-десять минут отец будет здесь.
Чем ближе я приближался к станции, тем сильнее у меня внутри всё сжималось. То, что издалека казалось чарующим небесным шоу, вблизи смотрелось совершенно жутко. Огромная грозовая туча, покрытая разрядами молний, точно огненными венами, висела над остановленным из-за непогоды парком ветряков. Их трёхлопастные головки замерли, не реагируя на дикие порывы ветра, будто боялись, что очередной разряд ударит в них со всей мощью и злобой, которую способна источать буря такого масштаба.
Я почувствовал, как дрожит на груди мой медальон и вытащил его из-за пазухи.
