* * *
Два месяца прошли быстро. Были они наполнены странной смесью радостного ожидания будущего и тоски по уходящему прошлому. Эти два разных вкуса нейтрализовали друг друга, и в результате сегодня, находящееся в аккурат между завтра и вчера, было безвкусным и оттого пролетало незаметно. Иногда в этот микс добавлялся горький привкус предательства – Марте и бабушке мерещилось, что они предают свой дом (ведь под снос!) и тогда хотелось срочно позвонить Тиму и все повернуть вспять. Однако, разум побеждал эмоции и приготовления продолжались.
Долго ли, коротко ли, но в один прекрасный день эпохальное событие – переезд – свершилось. Когда все вещи были погружены в машину, Марфа Сергеевна вошла в свою комнату, поблагодарила Дом за все то хорошее, что она в нем пережила, пожелала ему легкого перерождения (ее точка зрения гласила, что все в природе не умирает, а перерождается в другие формы жизни). И открыла потрепанный портфель, с которым она когда-то начинала свою научную карьеру. Бурый комочек метнулся в портфель… Мы не будем повествовать о том, какие переживания пришлись на долю старого Дома – это совсем другая история. Тем более, что для нас важно не упустить, что в этот же момент – одновременно с бабушкой – уставшая от душевных переживаний и логических размышлений Марта открыла блестящую изумрудную сумочку (которую бабушка подарила ей когда-то на десятилетие): …или она предает Дом, или же Дом переродится во что-то иное, или у Дома вообще нет души, или его душа возродится в новом доме, который построят на их (ах, пардон, уже не их!) участке…Голова пухла от пустых рассуждений, которым не суждено было подтвердиться или быть опровергнутыми, сердце тем временем наполнялось тревожным ожиданием вечера в новой квартире. А в ридикюль тем временем нырнул палевый клубочек.
* * *
Потолки были высокими – как в их старом Доме. И ламинат на полу был похож на их бывший паркет. Сумерки втекали в комнату сквозь дырочки в тюлевых занавесках и запутывались в виньетках на обоях. В старом Доме вечер наступал сначала в углах – там рождались сумерки, затаивались, матерели и, набравшись сил, оккупировали всю комнату.
В новой же квартире сумерки сначала окутывали стены – на них причудливо изменялся рисунок и виньетки становились похожи на плющ, поднимающий по стенам замка. Подобно морозным узорам они затягивали комнату, постепенно добираясь до кресла, где сидела Марфа Сергеевна.
Марфа Сергеевна перебирала в памяти всю свою жизнь. Жаловаться было грешно, жизнь была насыщенной и мемуары получались интересными. Если бы вместо мемуаров Марфа Сергеевна решила писать сагу, то ее героиня жила бы в замке, ездила на балы, предводительствовала в теософском обществе, собирала салоны
