Малиновка поёт лишь о любви... | страница 5



- Это от волнения, милорд, - пропела наставница елейным голоском, - прошу простить неловкость леди Дьюллы.

- Охотно прощаю, потому что я и сам взволнован этой встречей, - раздался глубокий и низкий голос откуда-то из надвигающейся темноты.

Дьюлла сморгнула, чтобы зрение прояснилось, и в конце ковровой дорожки увидела кого-то тощего, нелепого, в черном траурном камзоле с рукавами-буффами, которые ничуть не скрывали, что правое плечо на ладонь выше левого. Но нелепее всего была косматая грива непокорных волос – черных, торчащих в разные стороны. Ото лба поднималась прядка, щедро смазанная маслом. Было видно, что так пытались усмирить непокорный вихор, заставив его лежать ровно, но не преуспели.

«Рике-с-хохолком», - хихикнула Дьюлла про себя, а потом сердце болезненно сжалось, она села прямо на ковровую дорожку, не слушая возмущенного вскрика леди Кандиды, а потом завалилась набок, и нахлынула темнота.



2. Каков отец, таков и сын?


Первое, что Дьюлла увидела, открыв глаза – смуглая рука держит её руку. Пальцы девушки казались тонкими, как веточки, и белыми, как яичная скорлупа, по сравнению с этой крепкой, будто прокопченной, рукой.

Девушка лежала на боку, корсет был чуть распущен, и поэтому можно было дышать почти беспрепятственно. Хотелось стащить с себя эту дурацкую, никому не нужную принадлежность дамского туалета, но Дьюлла по-привычке затаилась, хотя еще больше, чем стащить корсет, ей хотелось избавиться от чужого прикосновения.

- Что с ней? – спросил мужской голос, который она сразу узнала. – Почему она потеряла сознание?

Кривобокий Рик. Это он держит её за руку. Откуда такие нежности, объясните, пожалуйста?

- Ох, милорд! Должна вам сказать – девушка немного не в себе, - леди Кандида разразилась ахами, вздохами и всхлипами. – Она совершенно не разговаривает и ведет себя… странно. Ну и намучились мы с ней!

- Не разговаривает?

- Молчит, как рыба! – подхватила леди Мевро. – С того самого дня, как ваш батюшка привез ее, она не сказала ни слова. Да и с покойным милордом, с его слов, была совсем не разговорчива.

Вот глупые курицы! С чего ей быть разговорчивой с похитителем?!

Кривобокий Рик по прежнему держал Дьюллу за руку, да еще и начал бережно ее поглаживать, проводя большим пальцем по костяшкам. От этого прикосновения девушку передернуло. Он почувствовал движение и тут же сунул голову под полог, уставившись Дьюлле в лицо.

Господи! Вблизи он был еще уродливее! Мало торчащей прядки надо лбом, так у него еще и брови почти срослись на переносице – прямые, черные, сейчас он немного хмурился и от этого, вкупе с длинным прямым носом, казалось, что на лице нынешнего милорда кто-то щедро намалевал букву «Т». Рот тонкогубый, широкий, а подбородок упрямо выступал. Глаза были маленькие, раскосые, темные, как угли. В них, как в глубине пересохших колодцев, плескалось что-то на самом дне – грусть? затаенная горечь? или то и другое вместе?