— Помню ее, — старик продолжал улыбаться и обхватил пальцы моей женщины очень бережно. — Мы здесь для того, чтобы засвидетельствовать твой союз. Ты ведь понимаешь?
— Скажи… — начал Тод и заткнулся, когда к нему развернулась бывшая жертва.
— Я помню, что должна сказать, — Лакми побледнела и едва заметно скривилась, будто от боли.
— Только правду, — пожилой Другой оттеснил Лакми от края подиума и подтолкнул к камерам, мерцающим вспышками.
Тод усмехнулся и стало ясно, что этого свидетеля он подкупил. Уж слишком довольной выглядела морда койота. Только что не облизывался, гаденыш.
— Ты здесь по своей воле?
— Да, — Лакми расслабилась и даже беззаботно смахнула со лба прядь волос. — Я пришла сюда сама.
— Умница…
Оказавшись у импровизированной сцены, я забрался на свежеструганные доски. Никто из так называемой охраны даже не успел меня остановить. Один из смертников полез следом, но его тут же оттянули прочь кто-то из Меняющихся.
— Ты… — Лакми засияла, обернувшись ко мне.
— Бывших не звали на праздник, — вякнул койот.
— Заткнись, шавка, — посоветовал я почти по-доброму. — Тебя я убью чуть позже. А сейчас я заберу свою женщину домой.
— Она моя невеста и согласилась стать супругой.
Оттолкнув старейшину, я привлек к себе Лакми и заглянул в ее влажные глаза.
— Ты как, Лакомка?
— Зак…
— Отойди от него сейчас же, — взвизгнул Тод.
Внезапно моя девушка застыла и с гримасой отчаяния попыталась выбраться из моих объятий. Словно кукла.
— Малышка?
— Скажи, чтобы он ушел.
Лакми закусила губу, чтобы затем открыть рот.
— Тебе нужно…
— Не может быть, — я ухватил ее за затылок и притянул еще ближе. Дрогнувшие ладони уперлись в мою грудь, но зрачки врать не могли. Зверь был заперт внутри моей девочки и рвался наружу.
Только одна вещь могла удерживать Другую от первой трансформации так долго и надежно. К тому же заставлять ее пятиться от меня.
— Ошейник? — произнес я одними губами.
В ответ Лакми сглотнула. Для окружающих ничего не произошло. Мы стояли напротив друг друга всего несколько секунд. Но они вместили в себя целую жизнь. Я ощутил всю ее боль. Каждое трепыхание нерва. И страдание скрытого под кожей зверя.
Лакми никогда бы не надела эту вульгарную цепочку. Украшение от Тода она бы не приняла. А значит, это и был пресловутый ошейник. На моей девушке. От застилавшей мой разум ярости даже качнуло. Я подцепил пальцем проклятую вещицу. Она полыхнула, обжигая нас двоих.
— Нет, — испуганно просипела лакомка.
— Доверься мне, любимая.
