Со своей стороны он искренне презирал Мейфейр со всеми его порядками и делами, и презрение это было самым настоящим, а не старомодной ненавистью к кислому винограду[2]. Ибо он считал, что среднестатистический житель этого района никогда не будет способен держать голову над водой в конкурентном мире, если к нему не будет привязан плавательный пузырь в виде унаследованных денег. Если бы его вышвырнули в жизнь через ворота муниципальной школы, он бы упал в канаву и остался там навсегда. Таким искренним и полным было его чувство собственного превосходства, что ему пришлось преодолеть своего рода снобизм, чтобы протянуть дружескую руку человеку, который не являлся архитектором своей собственной судьбы.
Он внимательно разглядывал своего посетителя и наблюдал за тем, как тот успокаивался и расслаблялся, и имея собственный опыт взлетов и падений в жизни, он понимал, что упадок сил не заставит себя долго ждать и вскоре парень почувствует себя скорее мертвым, чем живым. Он гадал, что можно было сделать, чтобы помочь ему пережить этот сложный период.
— Скажите, могу ли я предложить вам поужинать со мной, сэр? Становится поздно, и — я не знаю, конечно, как вы — но я начинаю испытывать голод.
— Да, черт возьми, как только вы упомянули об этом, я почувствовал, что и я тоже проголодался.
Старик скрылся за дверью рядом с французским окном, зажег газовую лампу и Пастон увидел маленькую встроенную кухоньку, тесную, как корабельный камбуз. Хлопанье газа говорило о наличии газовой плиты за дверью, и через несколько мгновений послышалось благородное шипение.
Старик принес вторую тарелку и поставил ее греться рядом с огнем. Тяжелый черный чайник был возвращен на каминную полку.
— Яичница с беконом вас устроит? — поинтересовался он.
— Первоклассно. Лучше и быть не может!
— Два яйца?
— Да, достаточно.
В удивительно короткий промежуток времени книготорговец появился снова с нагруженным оловянным чайным подносом и начал переставлять на стол в центре комнаты разношерстный набор посуды. Все казалось грубым, но начищенным, за исключением ножей из нержавеющей стали, которые уже много лет не видели доски для чистки.
Старик с сомнением посмотрел на них. Затем он подошел к каминной полке и, очистив ее от книг тем же простым способом, каким очистил диван, стал точить об нее ножи, ударяя то одной, то другой их стороной по белой мраморной поверхности, периодически проверяя их края большими пальцами, а затем вернул их на стол.
