Зевала я так, что челюсть хрустела, глаза то и дело закрывались, а утренний туман по ногам заползал в голову. Я решила, что стоит пару часов поспать и продолжить работу если не на свежую, то хотя бы на посвежевшую голову.
Я знала, что надолго не засну — когда я начинала сводить всю информацию в один текст, на меня нападала ужасная неудовлетворенность, которая не проходила, пока я не заканчивала работу. Поэтому я преспокойно заползла под одеяло, свернулась там клубочком и провалилась в сон практически моментально.
Я опять оказалась на обрыве, но уже одна. Время бежало. Бежало облаками, солнцем, луной, сменой времен года, часами на ратуше, и другими часами… я знала, что они установлены на императорском дворце, но видела их почему-то прямо перед собой. Огромные, в бирюзе и золоте, с бегущими как в последний раз стрелками на нескольких циферблатах, они должны были закрывать мне вид на город, но почему-то не закрывали...
Когда я проснулась, часы показывали полдевятого утра. Я прямо в ночной рубахе, которую мне выделила Ева пошлепала в ванную комнату на втором этаже — и освежиться, и взбодриться перед работой. Долго плескаться не стала, потому что рабочее возбуждение уже гнало меня наверх, к бумагам. Через пару часов я более-менее была удовлетворена результатом, так что закинула текст статьи, бумажку со всеми именами и стопочку со стенограммами записей камушков в сумку, оделась и пошла вниз — завтракать.
На кухне было какое-то оживление: ласковый смех Евы, незнакомые мужские голоса о чем-то спорили, звон тарелок и ложек.
— Доброе утро, — поздоровалась я.
— Доброе утро, милая! — улыбнулась Ева и мое и без того хорошее настроение тут же поднялось на пару ступенек.
— Это она?! Она же, да? — вперил в меня глаза какой-то чудик с всклоченной темной шевелюрой в мятой черной рубахе, — какая-то она не женственная…
— Не думаю, что в этом доме еще одна странная девица живет, так что не задавай тупых вопросов. Ну конечно она!— оборвал его чопорного вида молодой мужчина с приглаженной волосок к волоску темными волосами и серьезным, как у Олежи во время запора, взглядом. Оба мужчины были темненькие, худощавые и высокие, с похожими чертами лица — не слишком выразительными, но приятными.
— Шура, знакомься, это Дорик и Борик! — представила мне мужчин Ева, заставив меня фыркнуть от смеха в кулак, а их поморщиться от досады, — Дорик, Борик, знакомьтесь, это Шура!
— Ева, любовь всей моей жизни, — пафосно начал приглаженный Борик, — я же просил не коверкать мое имя в присутствии посторонних! Шура, — повернул он ко мне мгновенно посерьезневший взгляд, — этого Дурика можешь называть как хочешь, а меня зовут Бор.
