Рэйчел застонала и открыла один глаз, а затем, вернулась к реальности. Растрепанный, полулежавший на ней Левин пытался раздвинуть ей бедра. Она согнула одну ногу и попыталась ударить его ногой внизу живота. Он снова ударил ее изо всех сил, и Рэйчел вскрикнула и снова потеряла сознание.
Тринадцатая глава.
Фон Штайг вызвал охрану, и меня вывели из камеры. Двое мужчин проводили меня по лестнице. Прибыв на дно, мы последовали через
несколько извилистых коридоров, и мы остановились перед дверью.
Когда ее открыли, я увидел, что комната идентична той, в которой держали меня . С одним отличием: тут был стул, который стоял у стены, под окном. Фон Штайг приказал охраннику ждать снаружи.
Дэвид Бен Вайсман был на койке в позе, в которой нельзя было ни сидеть, ни лежать. Очевидно, он был без сознания. На его голову была наложена окровавленная повязка, а лицо было покрыто синяками. Переносица у него была воспаленной.
Фон Штайг приказал мне сесть, затем, подойдя к министру, взял его за подбородок и вскинул голову. Он презрительно усмехнулся и начал трясти Вайсмана.
- Давай, давай, Вайсман, просыпайся! - сказал он, хлопнув его по лицу.
Он приподнял веко, приоткрыв синий, унылый, остекленевший глаз.
Скрестив руки за спиной, он начал расхаживать по маленькой комнатке. Время от времени он останавливался на своей карусели, скривил губы и щелкнул языком по ее нёбу, как будто не мог поверить своим глазам.
- Посмотри на него, Картер. Ах! великий государственный деятель свободного мира как он красив. .
Он посмотрел на койку и с удивленным видом ударил министра палкой.
- Итак, Вайсман, мы просыпаемся? Пришло время для большого путешествия!
Он повернулся ко мне и сказал:
- Это евреи, мистер Картер. Это не люди! Ах, Гитлер был чертовски прав, желая стереть их с лица земли. Его единственная ошибка - не добился этого.
Вдруг я увидел, как за спиной нациста открылся глаз Вайсмана. Он посмотрел на меня и молча кивнул, и я понял, что с тех пор, как мы вошли, он ничего не делал, кроме как действовал.
- Но я буду! - продолжал фон Штайг голосом, который начинал становиться взволнованным. У меня не будет ни секунды передышки, пока на этой планете есть живые евреи.
Я взглянул на него и, не тронувшись, отпустил:
- Полковник, вы опасный и злой душевнобольной.
- А! Вы так думаете ? - взревел нацист, наступая на меня.
«Не верю, я знаю», - спокойно ответил я.
- Это такие свиньи, как ты, позволили им осквернить арийскую расу! - прошипел эсэсовец сквозь зубы.
