Ветер нещадно хлестал в лицо. Я повернулась спиной к морю, лицом — к серой громадине жилой башни. Она не могла не впечатлять. Этажи уносились ввысь, перетекая в пирамиду разодранной ветрами крыши. Окна непроницаемы, задернуты портьерами. Только в моем, под прямоугольным поясом-карнизом, портьеры раздвинуты. Перед глазами — отполированная ураганами терраса, завершающаяся распахнутыми дверьми. Над террасой лоджия, на ней никого, только ветер треплет плющ на решетке. Да пустая бутылка вина, катаясь по полу, издает противное бренчание. Второй этаж, третий, карниз над лоджией. Грязные потеки сверху донизу. Массивные устои по краям здания — контрфорсы. Кладка неравномерная — неуклюжие крупные плиты лежат вперемешку с необработанным камнем. Скреплены толстым слоем известкового раствора с какими-то битыми посудными черепками...
Голова уже кружилась. Я опустила глаза и принялась озирать более приземленные вещи. Справа выступал фрагмент крепостной стены, заросший лопухами. Слева, между замком и обрывом, за колючим кустарником, примостилось нечто вроде заброшенного кладбища. Наверняка фамильное и последние полтысячи лет непосещаемое — судя по запустению. Это была небольшая, когда-то огороженная (уцелели столбики с остатками ограды) территория метров тридцать на сорок. Сохранились могильные памятники, подобия крестов. Но все это пребывало в очень жалком виде — время здесь хорошо поработало. Ради любопытства я побрела на погост. Обогнула столбик с болтающейся решеткой, принялась бродить по местам забытой памяти...
Большинство плит раскололось от старости, из трещин обильно произрастала осока, земля местами просела, обозначая коварные провалы. Даже здесь я была вынуждена передвигаться с особой тщательностью, чтобы не оказаться под землей. Но на свежем воздухе эта опасность воспринималась терпимее, чем в удушливом замке. Надписи на могилах почти не сохранились — что не сумел отшлифовать ветер, отшлифовало время. Я переходила от могилы к могиле, раздвигая веточкой траву на плитах, но смогла разобрать лишь выдавленное под строгим орнаментом «Ого pro nobis» да папский крест в обрамлении лавровых листьев. Очевидно, здесь проживали приверженцы католицизма. На могиле моего обожаемого Аль Капоне тоже нет надписи с его именем. Выбито лишь три слова: «Помилуй меня, Иисус!»...
В центре кладбища я обнаружила внушительный склеп, напоминающий долговременную огневую точку. Сработанный на совесть — успешно доживший до наших дней; а в нижней его части — дверь, а к двери — ступени, сложенные из камня. Подумать только — дверь была приоткрыта! Невероятно. Словно проживающий в склепе господин заблаговременно встал из могилы, приоткрыл, чтобы я не вздумала пройти мимо, заглянула на лирическую беседу...
