Его птичка [полная книга] | страница 85
Я бы мог напомнить, что одно слово мужу Марины и вся ее надушенная диором жизнь пойдет по наклонной. Тот вряд ли долго будет разговаривать с ней, когда узнает об интрижках.
Но не буду же я опускаться до уровня мелочной стервы?
Совет директоров и так не позволит отобрать у больницы золотые рудники, которые могут принести миллионы, чем являлась лаборатория по трансплантологии.
– Если, – начала говорить Марина, наверняка приготовившись предъявить мне очередной ультиматум, как вдруг дверь открылась и вошла Нина.
– Рома, я надеялась ты отдашь выписку Синицыной, – сказала она, сделав вид, что не замечает драматической сцены развернувшейся посреди кабинета.
Марина действительно выглядела актрисой, готовой получить рукоплескания зала за свою скорую наигранную смерть. Смотреть тошно.
– Как раз собирался. – Я сдернул с плечиков кожаную куртку и надел, не спуская взгляда с бумаги с птичьей фамилией.
– Это вряд ли. Она уже убежала. Как ошпаренная. Потом, сказала заберет. Так что, отнеси на пост, будь хорошим мальчиком, – произнесла врач, и, кинув взор на Марину, уже сменившую выражение лица на самодовольное, вышла за дверь.
Я стоял не шелохнувшись. В голове бурным потоком эритроцитов крови неслись мысли, с чего бы Аня стала убегать. Как ошпаренная.
И тут я выругался, когда вспомнил резкий хлопок двери и собственный член в жадном рту Марины.
Сука!
Я рванул со стола выписку и направился к двери.
– Она тебе надоест, и ты вернешься ко мне, если она вообще согласится быть с тобой после такого-то зрелища, – рассмеялась она протяжно и зло.
Ну, ведьма! Захотелось ударить её за подобную подлость, но страх прибить хохочущую сучку оказался сильнее.
– Посмотрим, – только и сказал я, а затем выбежал из кабинета, чувствуя, как спину, словно стрелы пронзает неприятный смех начальницы.
Глава 14. Искусство страдать
Эту главу я считаю произведением искусства. Искусства страдания и веры в любовь.
Я плакала. Который раз за столь короткий период времени?
Обычно я не любила нытьё, старалась не поддаваться отчаянию, но сейчас ничего не могла с собой поделать. Слезы сплошным потоком падали на асфальт, падали так же, как надежды об эфемерном чувстве – любви.
Но это пройдет.
Дождь пройдет и невыносимая боль, рвущая на части грудную клетку, тоже пройдет.
Слышите, пройдет!
Мне не нужен он, этот врач, этот Сладенький! Негодяй. Мужчина, вознесший меня на небывалую высоту экстаза и с размаху сбросивший в пучину отчаяния.
Но нет. Нет.