– Хорошо живут, – сдержанно сказал я.
Он уловил.
– Что-то не так?
– Без доказательств. Нутром.
– Ну?
– «Ультрас».
– Что?
Он застонал. Я терпеливо ждал, слушая свист и щёлканье в трубке и разглядывая кабели, похожие на дохлых змей.
– Не может быть. Хватит мне и тебя, реваншиста!
– Был я реваншистом.
– Да, – согласился он. В полном расстройстве, это было слышно по тому, как сел голос. – Я не хотел, ты же знаешь… Но, честное слово, Эрих, дружище… Грау! Я бы ещё мог понять – в городе, в столице, где живут люди, но в этом чёртовом захолустье…
– Типичное рассуждение сидельца из магистрата. Ты бы хоть отрывался иногда от письменного стола, Карл. И потом ещё ничего не ясно.
– Ничего, – он ухватился за это слово. Я представил, как сосредоточенно нахмурились брови, когда он искал выход. – Ничего. А ты уже связывался с Бюро?
– Пока нет.
– Значит, нет, – повторил Карл.
– Нет, – подтвердил я. Он был очень расстроен, и я сказал:
– А помнишь, когда вы отступали из-под Фриденсдорфа, ты тащил меня на руках.
– И отчаянно ругался при этом. Ты весил тонну.
Он засмеялся.
– А потом ты облевал мне мундир. Разнёсся слух, что едет генерал награждать нас крестами, и все истекали по́том в каре, а я шарился в каптёрке в поисках свежей куртки. Попадалось одно тряпьё. Господи, Эрих, иногда мне кажется, мы живём назад! Я помню это лучше, чем то, что ел вчера.
– Знакомо.
Снаружи по-прежнему шёл дождь. Я прислонился к стене и прижал трубку плечом, жалея о том, что не курю. На линии щёлкало, и я слышал дыхание Карла, он ждал моего ответа.
– Под тебя копают?
– Да, – признал он нехотя. – Мой политический капиталец будет подмочен, если советник Нойц узнает о твоих подозрениях насчёт «Ультрас». Как ни крути, это прокол. Мы и так сидим на пороховой бочке, магистрату понадобится козёл отпущения. Но я ничего не прошу, Эрих.
– Я свяжусь с Йеном позже.
Шорох.
– Ты хороший друг.
– Ага. Славный парень.
– Брось! – яростно возразил он. В мембране заскрипело, и я представил, как он шагает по своему кабинету между столом и шкафом с серебряными кубками. Среди претенциозно дорогой мебели и картин, на которых ничего нельзя разобрать. – Всё это быльём поросло. Одна ласточка погоды не делает, а ты слишком пессимистичен. «Славные парни Гузена» отошли в прошлое.
– Правда. Сейчас в моде «мальчики Дитриха».
– Кто?
– Не знаю, – сказал я. – Но постараюсь выяснить.
* * *
На этот раз ворота оказались открыты.
Хуперт осторожно вьехал в карман, но не остановился, а немного сдал и задним ходом съехал с пригорка к гаражной стене. Всю дорогу он нещадно смолил, и, выйдя наружу, я ощутил головокружение, как городской житель, впервые оказавшийся в сосновом лесу.
