— Ты — шипы, охотница. Я — легкий, как перышко.
Я закатила глаза от его смеха.
— Для тебя это смешно.
— А ты не веришь, — его глаза невинно расширились, улыбка стала ангельской. — Разве не удобно, что мое развлечение исцелило тебя?
Я не могла отрицать этого, так что и не пыталась.
— Ты сказал, что вернешься в клетку, когда закончишь.
— Я жду плату, — сказал он, глаза стали дикими, и я от этого нервничала. Сердце забилось быстрее. — Вижу, и ты этого хочешь.
Я облизнула губы. Поцелуй. Он говорил о поцелуе.
Я не могла забыть, как он выглядел без морока — хищный взгляд, спутанные волосы, острые зубы, ладони в крови и обрывки плоти на скелетах крыльев.
И я не могла перестать смотреть на него в мороке. Идеального во всем. Идеальное зло.
И я не знала, боялась или восторгалась. Хотела ли отчаянно, чтобы сделка завершилась, или жалела, что он не попросил больше.
Я уже почти ощущала его вкус, прикосновение его губ. Он укусит? Это пугало?
Он отпустил мою исцеленную руку и шагнул ближе, склонился лбом и моему лбу.
Мое сердце стучало отрывистым ритмом.
— Не будет поцелуя, в клетку я не вернусь, — прошептал он.
Я могла прогнать его туда.
— Меня будет не так просто поймать во второй раз.
Я подняла голову, принимая и боясь одновременно. Я не знала, поцеловал меня он, или это сделала я. Губы не встретились нежно. Это был не милый поцелуй влюбленных. Его поцелуй был диким, он настойчиво прижимался губами к моим, сжал мою талию и притянул меня к себе. Он ощущался голодно, словно на самом деле хотел проглотить весь мир.
И я была голодна.
Потребовалась вся сила воли, чтобы остановиться. Перестать целовать его, пробовать его, желать его.
Как только голова прояснилась, я оттолкнула его как можно сильнее. Триумф на его лице убивал.
— Сделка завершена, — сказала я.
Триумф пропал, сменился уязвимостью и отчаянием, а потом он пропал.
Не исчез. Он вернулся в клетку в миниатюрном облике, и его лицо выражало гнев и горькое разочарование.
Я тоже это ощущала.
Я быстро надела на глаза повязку, чтобы не видеть его. Я не хотела представлять иной исход. Я не хотела видеть его отчаянное желание того, что я не дала ему. Я обвила проволокой дверцу, надежно закрыв ее, просунула в клетку набор для шитья и ткань. Вот. Я свою роль выполнила. Я не снимала повязку — не осмелилась.
Но я шепнула ему:
— Это был худший поцелуй в моей жизни.
— Я готов спорить на десять корон, что это был твой первый поцелуй, — бодро сказал он, но укол вины подсказал мне, что бодрый тон скрывал боль.
