Но грубая сила не требовалась. Хватало железа. Железо в стреле и железо в разуме.
— Ты обманщик, — выдохнула я между уколами боли. — У тебя лицо другого. И ты никого не заведешь в этот круг сегодня.
Клетка душ вспыхнула, и в ней теперь было трое.
Я вздохнула с облегчением, Хельдра и ее сестра пошевелились, уже не скованные магией фейри.
— Беги, Хельдра! — выдавила я.
Олэн с болью обмяк на земле, угол был неудобным, он точно был сильно ранен.
— Олэн? — я склонилась над ним, чтобы проверить, жив ли он, но кристальный голос прозвенел:
— Элли? Ты меня слышишь?
Мое сердце трепетало в груди.
Глава девятнадцатая
Когда мне было четыре, Хуланна дала мне своего плюшевого мишку, потому что мой упал в камин. Хоть он был ее любимым. Хоть мои родители не могли купить нового.
Она так сильно меня любила.
Глава двадцатая
Я вскинула голову.
Хуланна?
Пленники в маленькой Клетке душ хохотали, а мое сердце сжалось.
— Элли, — ее голос был другим. Он был властным и звенящим. Восхитительным и пугающим.
Это точно была она?
Я выпрямилась, прижимая к себе сломанную руку.
Она тоже стояла прямо, но с армией фейри за спиной. Как она находилась тут, но не в плену у них? Отец нашел ее? Они возвращались? Надежда наполнила меня, и я невольно шагнула вперед.
А потом увидела корону. Она была бледно-серебряной, мерцала бриллиантами. Она была сплетена из тонких нитей, словно травинок в росе, и почти покачивалась от ветра. Произведение искусства и магии. Символ предательства.
Я охнула.
— Время тут идет иначе, — сказала Хуланна, и ее улыбка не была привычной. Она была холодной и гордой. Ее рыжие волосы, похожие на мои, стали темнее. — Для тебя прошли дни, но для меня — годы.
Моя сестра-двойняшка. Во многом похожая на меня. Но все же не такая, как я.
— Где отец? — спросила я, кривясь от того, как слабо звучал мой голос.
Слабее, чем у нее. Чем у всех них. Маленькая. Бесполезная. Безнадежная.
— Забудь о нем.
— Нет, — но мое упрямство звучало слабо. Я не могла найти для него топливо. Даже страх.
— Идем с нами, Элли. Идем, покинем это жалкое место. Ты не должна тут быть.
Ехидство в ее голосе ранило, но не так сильно, как предательство. Не так сильно, как то, как спокойно она отмахнулась от жизни отца, когда он пошел за ней, не сомневаясь.
Я посмотрела в ее глаза.
— Ты маленькая, — сказала я.
И она замерцала. На миг она стала моей Хуланной, замерзшей, напуганной и одинокой с венком грязных перьев на голове, рот был неуверенно раскрыт.
