Так почему было сложно уговорить себя сделать это?
Я отогнала ту мысль, сжала трость и осторожно прошла к золотой ленте. Она словно поприветствовала меня, стала ярче, когда я подошла. Я это сделала! Но куда теперь?
Я окинула ленту взглядом, но не было ясно, куда следовать. Нужно было угадать. Один конец тянулся к деревне — не идеально. Не когда я шла с тростью, и все могли меня увидеть.
Я пойду в другую сторону и буду надеяться, что выбрала правильно.
Может, повезло, может, это была судьба, но лента вела по вытертой тропе к востоку Скандтона. Мои шаги были тихими по земле, я шла по памяти и за золотой лентой, трость покачивалась передо мной, пока я шагала, чтобы не врезаться носком в камень или корень.
Я с болью разглядывала меняющийся пейзаж. Деревья появлялись и пропадали. Звезды и завитки света оживали и угасали, оставляя за собой только шепот. Это вызывало тошноту.
В той тишине я услышала шепот. Кто-то не знал, что я была тут.
— Если они вернулись, то это ее вина. Серьезно, Олэн, тебе не нужно быть рядом с той девушкой.
Мои щеки вспыхнули. Тот, кто шептал в лесу, говорил обо мне. Голос был знакомым, но я не осмелилась озираться, чтобы проверить. Хуже разговоров людей о тебе за спиной было дать им понять, что ты знал про их мнение о тебе.
— Она слепая. Что мне делать, обходиться с ней плохо после того, как она потеряла зрение? Успокойся.
— Просто ты не серьезен о нас, ведь ты постоянно с ней.
Ха! У Олэна была девушка. И я ей не нравилась.
У меня были проблемы серьезнее парней. Она могла забирать этого Певчего с мандолиной. И они могли обсуждать наедине меня и мою слепоту, если это их развлекало. Мне нужно было спасти сестру, найти артефакт, познать новый мир. Мое решение не разобьет подросток, который играл надоедливую музыку на старой мандолине.
Так почему их слова так обжигали?
Глава девятая
Когда я начала жалеть о своем решении, было уже поздно.
Холодало. Было так холодно, что я решила, что солнце уже село. Я уже споткнулась и упала так много раз, что сбилась со счета. Мои мягкие шерстяные штаны могли порваться, но я не осмелилась остановиться и искать дыры или заниматься ноющими коленями. Если я не докажу, что это чего-то стоило, я не смогу ничего показать дома, принесу родителям больше горя и разочарования. Если я смогу найти что-то на конце ленты… я заберу это, да?
Это было странно, но лента будто шептала мне, я будто слышала голос того, кто оставил след.
«Спрячь. Спрячь надежно до их возвращения».
