Мать падает рядом с кроватью. С ее виска спускается тонкая струйка крови. Кажется, уголок стола угодил ей по голове.
— Наконец-то, — говорит старик. — Сколько… лишних телодвижений. Не люблю я… такие прилюдии.
Он подходит к матери Хейзела и поднимает ее, кладет на кровать. Облизывает ее лицо своим языком, отчего она морщится.
«Не трогай её! Ублюдок! Дрянь! Я убью тебя!!!» — хотел бы сказать Хейзел, но говорить он мог исключительно в своих фантазиях. Он снова пытается вырваться, освободить руки, но те слишком плотно прижаты к полу.
— Кажется, у нас свидетель, — говорит старик. — Прикрою-ка я ему глазки, да? Всё же… травмировать детскую психику… ну зачем? Мне спасибо за это не скажут.
«А кто… должен сказать спасибо?» — спрашивает Хейзел в своей голове, но ответить некому — Аквы здесь нет. И, скорее всего, уже не будет…
Старик проходит по комнате, хватает нечто наподобие шарфа и подходит к волчонку. Смотрит в его глаза.
— Укусишь ведь, да? — ухмыляется. А затем отпускает шарф — и тот самостоятельно приближается к его лицу, а затем напрочно завязывается вокруг головы — комната погружается во мрак. Теперь он мог лишь слышать и чуять. Но вот видеть, что делает этот ублюдок с его мамой… он не мог.
— Итак, — потирает ладони колдун, глядя на корчующуюся на кровати графиню, — на чем мы остановились, моя радость?
Он подходит к ней очень медленно, растягивая удовольствие.
— Муженек твой, поди, сейчас седлает кобылку какую-нибудь. Но ты не расстраивайся, радость моя. Я сейчас тебя тоже порадую. Тебе тоже будет хорошо, — он залезает на нее сверху, сжимает ее щеки в одной руке и приближается. Целует в губы и едва успевает отстраниться, чтобы не дать ей укусить себя за губу — а ведь она почти схватила его! — Конечно, если будешь себя хорошо вести! Если будешь вот такой… то вместо ночи наслаждений… тебя ожидает…
И Элеонор кричит, когда в ее левую руку вонзается какой-то острый предмет — прямо в кисть. Она поворачивает туда голову — это кочерга!
— В следующий раз она будет раскалена, — едва он успевает это сказать, как пламя в камине вспыхивает. А в следующий миг кочерга направляется прямо туда — в огонь. — Я выжгу у тебя графский герб на лице, на сиське и на жопе! Только попробуй снова укусить меня, шавка! Псина ты вонючая!
Кажется, его лицо немного успокаивается.
— Хотя что это я говорю? Какая же ты вонючая? Прости меня, моя карамелька, просто… я разозлился. Ты очень… очень вкусно пахнешь, моя радость! Моя хризантема! Моя роза… в кусте шипов!
