К ступеням этого престола, на котором восседал царь цветов, складывались дипломы от всех ученых обществ, всех европейских университетов. Из Лондона, Парижа, Петербурга, Мадрида и всех почти германских дворов ему присылали знаки отличия. Князья наук, знаменитейшие ученые мира добивались чести считаться его друзьями. Богатые иностранцы... приезжали единственно, чтобы познакомиться с человеком, которого называли светилом мира».
В 1748 году Линнеус напечатал описание университетского сада («Упсальский сад»), составленное как учебное руководство «на пользу учащейся молодежи».
Однако условия работы в Упсальском университете были очень трудными. Эта трудность заключалась прежде всего в суровой дисциплине. На первый взгляд это как будто непонятно! Студенческие нации, годичные праздники у каждой нации с забавами и представлениями, первомайский общий студенческий карнавал, сопровождаемый шумными потехами, — суровая дисциплина!
Одни «каласы» — студенческие пиры, на которых с чашей пунша в руках молодые люди произносят пылкие речи, провозглашают заздравные тосты, поют свои студенческие песни, разве не оставляют они впечатления о широкой свободной жизни студентов в те времена?
Эти «каласы» на всю жизнь запоминались. Где-нибудь позднее встретятся два пастора, медика, учителя и вдруг обнаружат, что они принадлежали к одной студенческой нации. Рекой польются воспоминания о золотом времени и обязательно о «каласах»...
Но не праздники, пиры, забавы и представления обеспечивали свободу студента и профессора. И не в том заключалась жесткая дисциплина, что законом от 1682 года были строжайше запрещены дуэли. Об этом во времена Линнеуса еще вздыхали некоторые горячие молодые головы. Она накладывала запрещение на свободу мысли. Насколько дисциплина душила свободу, легко себе представить, если даже профессор не мог без разрешения ректора удалиться больше чем за 6 миль от города. В случае опоздания к занятиям накладывался штраф в размере четверти оклада.
Впрочем, эти и другие подобные строгости не страшили Линнеуса при его исключительной организованности и аккуратности. Но одно условие его очень тяготило и поставило перед неразрешимым препятствием, если бы не покровительство графа Тессина. Дело в том, что согласно новому университетскому правилу никто не мог печатать за границей свои научные труды.
Такое запрещение мало задевало других профессоров: они и не печатались за пределами Швеции. Говорят, что и в этом запрещении сыграл роль, как обычно незавидную, все тот же Розен. Из чувства зависти к успехам Линнеуса он подстрекнул некоторых недальновидных шведских патриотов высказать неудовольствие по поводу заграничных публикаций ученых.
