— Ничего страшного. Обычная простуда, как и предполагалось. Будешь полоскать горло отваром ромашки. Подышишь над вареной картошкой. Сильный жар собьем прохладными примочками. На ночь — молоко с липовым медом. Ясно?
— Да, госпожа.
— Арон принесет тебе все необходимое. Правда, Арон?
Старый слуга, как бы невзначай застывший в дверях комнаты для прислуги, мигом сообразил — ему только что дали понять, что он здесь — лишний. Поэтому он, получив испепеляющий взгляд от Гведолин, предпочел достойно удалиться, не забыв прикрыть за собой дверь.
Они с Каленом остались в комнате одни.
Гведолин часто бывала в доме для слуг, но все равно, по привычке, придирчиво оглядела помещение. Кровати — из крепкого вяза. Пол — липовые доски самого отменного качества. Стол, стулья — с резными спинками и ножками. В комнате разливалось умиротворяющее тепло, камин трещал и плевался пламенем, как дракон, охраняющий пещеру с сокровищами. Мимоходом Гведолин отметила, что в ее собственной маленькой комнате, каморке, как называл ее Арон, темно и мрачно. Старый слуга без устали твердил, что пора бы ей перебраться в другую комнату — большую и светлую. Но она, как обычно, упрямо не соглашалась.
Не найдя, к чему придраться в помещении, Гведолин взялась за Калена.
— Скажи, я просила тебя бегать босиком?
— К-как бы нет, — съежился мальчишка.
— Двадцать кругов вместо десяти?
— Н-нет, госпожа.
— Так какого ты… — ввернуть крепкое словцо очень хотелось, тем более что Кален действительно заслужил выговор. Но она вовремя вспомнила, что госпоже не пристало ругаться, как сапожнику в пивной. — Скажи, зачем нужно было так надрываться? — Гведолин поджала губы и покачала головой. — Перестарался, заболел. Может, и голодом себя морил?
По поникшему виду Калена поняла — да, морил.
— Я не требую, чтоб мои распоряжения выполнялись сверх меры. — Она раздраженно щелкнула замком кофра. Выдохнула. — Так почему?
Не отвечает, сидит, потупив взгляд. Нет, надолго он здесь не задержится.
Когда она поднялась, Кален, облизав губы, наконец, решился:
— Госпожа…
Гведолин застыла.
— Слушаю.
— Я очень боюсь, что вы меня прогоните. Когда меня брали, как бы говорили про испытательный срок. Я очень стараюсь, потому что не хочу уходить. Мне никак нельзя, нельзя обратно.
Обратно, на грязный постоялый двор, в трактир, помощником повара. Когда рыжий Баль, служивший у Гведолин и по ее поручению оказавшийся тогда на этом дворе, зашел на кухню в поисках горячей воды, старший повар собирался отрубить Калену палец огромным кухонным ножом. Якобы за воровство у хозяина. Пары золотых и наглой, бандитской рожи Баля хватило, чтобы загладить печальное недоразумение. Баль забрал Калена с собой. Так мальчишка и очутился в поместье.
