— Слышь, дай мне Тургенева, — шепнул он Гошке.
— Полсотни, — сказал Гошка.
— Я ж тебе за двадцать пять.
— Подорожали.
Фотограф помолчал, подумал, но пятьдесят рублей пожалел. Он заглянул в Гошкину тетрадь.
— За два одинаковых сочинения оба автора получат по двойке, — глядя в потолок, сказал всевидящий учитель.
Гошка отодвинулся. Фотограф почесал в затылке и — делать нечего — взялся за сочинение. Некоторое время молча скрипел пером, потом ткнул Гошку в бок:
— Слышь, как пишется «патриот» — через два «т»?
— Пять рублей, — предложил Гошка.
— Шкура, — сказал фотограф и обиженно отвернулся.
В начале июня неожиданно приехал досрочно демобилизованный Аркаша Марочкин. Уезжал простым человеком, а вернулся ефрейтором. Привез Аркаша матери подарки: полушалок чисто шерстяной, отрез на платье и еще кое–чего по мелочи. Было чего рассказать. Когда выключили электричество, Тихоновна засветила керосиновую лампу, и долго еще желтели два окна в доме Марочкиных.
Утром Аркаша не торопясь умылся, позавтракал и, приведя себя в порядок, вышел на крыльцо.
Лизка, которая вот уже полтора часа ковыряла мизинцем трухлявую штакетину в Аркашиной калитке, кинулась к долгожданному:
— Аркаша!
И обомлела. На Аркаше все сверкает. Сапоги, пуговицы, бляха. На груди значков штук шесть. Все большие, как ордена, и тоже сверкают.
— Аркадий Алексеевич, — поправилась Лизка и отступила на два шага в сторону.
— Здорово! — Аркадий двумя пальцами расправил гимнастерку под ремнем и, выбросив вперед левую руку, долго смотрел на циферблат часов.
— Сколько время? — почтительно спросила Лизка и сама смутилась от нелепого своего вопроса.
— Полчаса десятого, — значительно ответил Аркаша и между прочим поинтересовался: — Ну как жизнь?
— Ничего, спасибо.
— Замуж еще не вышла?
— Нет еще.
— Чего ж так?
— Куда спешить–то? — сказала Лизка, приблизилась и тревожно посмотрела в Аркашины глаза. — А ты… А ты не женился?
— У солдата в каждой деревне жена и в каждом доме теща, — сказал Аркаша и опять посмотрел на часы. Потом вынул из кармана сверкающий никелем портсигар, щелкнул крышкой, постучал по крышке мундштуком «Беломора».
— Опять в колхоз пойдешь или как? — робко спросила Лизка.
— Не знаю. Посмотрю, что председатель скажет. Найдется что подходящее — останусь. А нет, так… Меня теперь где хотишь примут. Механик–водитель. На любой завод без разговору. — И заторопился: — Ну ладно, пойду, чего тут зря разговаривать!
Лизка одним пальцем тронула наглаженный рубчик Аркашиного рукава:
