Лаванда целомудренно хранила себя до брака, а вот он…
Уоррен нахмурился. Кровь прилила к лицу; он обмахнулся коробкой, чтобы хоть как-то согнать жар.
Это было последнее лето, что он ездил в лагерь, и тогда казалось, что уходит целая эпоха. Уоррен был разочарован жизнью, как и любой подросток; он заранее ностальгировал по времени, которое не вернуть, и был сведен с ума гормонами, заставлявшими реагировать на каждый оголившийся фрагмент кожи.
А ее звали Мэйси. Она тоже переживала и тоже не хотела терять ускользающее из пальцев детство.
Они потеряли его вместе, на узком старом матраце двухэтажной кровати в ее домике, пока остальные были на обеде.
Уоррен знал, что больше никогда ее не увидит, знал, что она больше не напомнит ему о том, что он сделал, пока Лаванда ждала его где-то там. Не знал только, что воспоминания будут с ним всегда.
Когда он выпивал, они казались ему даже забавными. Не как в остальное время.
Семь долларов, десять долларов, четырнадцать долларов.
Целый стенд на любой вкус и цвет. Действительно на любой.
А потом была Тина. И это было… вообще это тоже было летом. На берегу океана, кажущегося бесконечным с пляжей Калифорнии, куда они ездили с родителями в последние годы.
Лаванда уехала к бабушке куда-то в Айову, но обещала писать ему. Она и писала. И Уоррен ей писал. Конечно, не о том, как познакомился на пляже с местной девчонкой, и точно не о том, как каждую ночь ускользал с ней на пляж, чтобы насладиться тем, как дерзко она стаскивала с него плавки и как раскачивались ее маленькие груди над его лицом, когда она каталась на нем.
Их никто ни разу не застал, никто не объяснил, насколько это неправильно. Как будто он не знал этого сам и не жил с этим лишь ожиданием того, когда они с Лавандой закончат учебу и смогут заняться семьей. Ожиданием, сладящим терпкие воспоминания о грехах отрочества.
Да и только ли отрочества…
Малиновые, персиковые, банановые. Казалось, что речь идет не об интимном средстве, а о каких-нибудь кексах.
На коробках игриво поблескивали фрукты и наверняка привлекали внимание не только целевой аудитории.
Уоррен заметил, как на какой-то из них за соседней кассой показал ребенок, а мать мягко убрала его руку и отвлекла внимание шоколадным яйцом.
Со вкусом тыквенных семечек. Это больше походило на розыгрыш. Кому придет в голову надеть на личные органы что-то, что на вкус, как тыквенные семечки?
Не только девушки прошлого заставляли Уоррена чувствовать вину за свою порочность.
