Велион тоже выругался и подошёл к плите.
– Я разгребу завал и поднимусь наверх, чтобы найти какую-нибудь подставку покрепче! – крикнул он. – Здесь ничего подходящего нет!
– Хорошо! – отозвался Карпре. – Если тебя убьёт, кричи погромче, чтобы мы знали, что нужно возвращаться!
Велион приблизился к костякам, поставил лампу на пол и встал на колени. В голове промелькнула мысль о том, что, если видение посетит его во время работы со змеями, он задёргается и, возможно, действительно будет очень громко кричать, прежде чем умрёт. Но могильщик уже взял первую змею, потянул её, и эта мысль не задержалась в его голове надолго.
Первый скелет принадлежал девочке лет пяти, не больше. В её черепе зияли три неровные дыры – следы от ударов чем-то тупым и тяжёлым. Кость на месте ударов уже выкрошилась. На её шее при смерти висела тоненькая бронзовая цепочка, уже позеленевшая от времени. Змея поддалась легко, и цепочка легла слева от могильщика. Следующему, явно взрослому мужчине, очень неумело пытались отрубить голову: на втором и третьем шейных позвонках виднелось четыре зарубки. Первый позвонок, как и череп, у скелета отсутствовал. Горсть медных пуговиц и бляшка ремня отправились к цепочке через минуту. У пятого в висках круглые дыры. Складывалось впечатление, будто к его голове, прижатой к полу или стене, приставили арбалет и выстрелили. Седьмому отрубили руки по локоть и раскрошили молотом грудную клетку. У восьмой на ноге так и остался капкан, на котором зловещей краснотой отливал целый пучок змей. Десятому прорубили темя топором. В грудной клетке одиннадцатой так и остались двузубые вилы. У четырнадцатого не хватало ни рук, ни ног, ни головы. Пятнадцатому, парню лет двенадцати, изломали лицо и рёбра, очевидно, забивали лежащего на животе опять-таки чем-то тупым и тяжёлым.
Однажды Велион видел подобное, только в тот раз мертвецы были совсем свежими. Тот самый бунт крестьян, зачинщиков которого им с Халки заказали. Акт тупой животной ярости. И озверевшие животные, которые в любой другой момент являлись обычными крестьянами, кузнецами или торговцами, уподабливали животным на бойне своих жертв. Потому что сказать по-другому, кроме как, что жителей замка забили, словно животных, язык не поворачивался.
Когда-то, годы назад, разглядывая следы подобной резни, Велион видел в них рыдающих детей, упирающихся кричащих женщин и яростно сопротивляющихся мужчин. Людей, умоляющих о пощаде. Людей, страстно желающих, чтобы их кто-то спас, или, напротив, их муки скорее закончились. Воображение рисовало их мокрые от слёз лица, их залитые кровью раны, их руки, с мольбой протянутые к небу.
