Молодой грузин с японскими тяжелыми часами на волосатом запястье ловко увязал мне букет, за огромным окном рынка летел хлопьями снег, и почти невозможно было вообразить, что где-то уже наступила весна, такая же нежная и трогательная, как эти цветы. Я попросил завернуть шесть тюльпанов и четыре калы и проявил, таким образом, полное невежество по части светского «протокола».
– Нечетное число полагается, – немного укоризненно покачал головой продавец и увязал в целлофан еще один тюльпан. Я отыгрался тем, что понес букет, держа цветы головками вниз, – эту вроде бы небрежную и вместе с тем элегантную манеру я видел в каком-то фильме.
До артистического клуба я доехал на такси. Я и так не опаздывал, просто была в таком приезде особая идея. Надо знать, чем был в свое время для меня и моих приятелей этот самый старый московский клуб. Попасть сюда на елку считалось невероятной удачей, сказкой, утопией, здесь раздавали роскошные подарки, и артисты выступали совсем не те, что в агитпунктах перед выборами, а знаменитые на всю страну, мы знали их всех в лицо, как-никак мы были пацанами из центра. А уже потом, в пору юности, этот клуб был овеян для нас легендами особых закрытых просмотров, актерских капустников, маскарадов, выставок, манивших не столько картинами, сколько возможностью поспорить с благонравными посетителями тогдашних академических вернисажей. Еще работал при клубе ресторан, который мне так и не случилось посетить, о нем тоже ходила молва как о последнем заповеднике старомосковской барской кухни.
Гардеробщик с благообразным, приветливым лицом бывшего актера, оценив мой букет, доверительно сообщил:
– На свадьбу пожалуйте налево. В малый зал.
Я оглядел себя в зеркало, почудилось, что с букетом вид у меня несколько глуповатый, а вовсе не такой уж непринужденный, как я самонадеянно предполагал, только теперь я осознал вполне, что иду на Аленину свадьбу, и застеснялся, ощутил противную неуверенность и беспокойство. Свадьба обещала быть многолюдной, а я вдруг окончательно понял, что, кроме невесты, не найду здесь, очевидно, ни одного знакомого человека. К невесте же особенно не присоседишься.
В фойе уже толпился народ, большею частью солидный, хотя и нестарый еще, подтянутый, бравый, увлечении и утренним бегом, амосовской гимнастикой и всевозможными австралийскими, японскими и бог их знает какими еще диетами. Впрочем, среди стройных этих силуэтов попадалась и традиционная мешковатость бостона, торжественного и добротного, как не ведавшая диет эпоха.
