***
— Олеся, — Артур Павлович тяжело вздохнул и отвел жену чуть-чуть в сторону. Они стояли у окна больничного коридора, смотря друг на друга с легким упреком. — Зачем ты все это ей говоришь? Ей и так сейчас плохо!
Мужчина прилетел час назад, сразу, как разобрался с рабочими делами и наконец-то взял отпуск за свой счет. Правда, увиденное в палате, в которую он заглянул по приезде, ему не понравилось. Жена снова наседала на дочь, «учила жизни» в таких нелегких сейчас обстоятельствах.
— А разве я сделала что-то ужасное?
— Зачем ты затрагиваешь тему Громова?
Олеся покачала головой и взглянула в окно, ее темно-синие ногти побарабанили по пластиковому подоконнику, а глаза вновь настигли мужа.
— Я хочу, чтобы она была готова ко всему. То, что произошло с нашей девочкой, — женщина всхлипнула, — она должна быть готова к самому худшему. Должна!
— Олеся, ты разбиваешь ей сердце.
Никольский поджал губы, а жена вдруг резко взглянула за его спину. Мужчина обернулся, замечая идущего в их сторону Громова.
— А ты нагнетала…
Олеся Георгиевна промолчала, лишь презрительно оглядела подошедшего к ним Степана и, сославшись на давление, ушла в комнату медперсонала.
— Она тебя ждет, — Артур Павлович коснулся Громовского плеча, кивая в сторону палаты.
Степан ничего не ответил, только шагнул к двери. Ульяна лежала на кровати, уткнувшись в телефон, когда заметила Громова, лишь крепче стиснула мобильный в ладонях и нервно провела пальцами по лбу. Он спешил к ней. Хотел увидеть, ему все время казалось, что он так много упускает, лишает ее своей поддержки, вынуждая быть здесь одной. Он корил себя, но в то же время здраво понимал одно — он обязан разобраться со всем, что заварила Талашина, иначе последствия могут быть необратимы.
— Как ты? — мужчина присел рядом, сжимая тонкое девичье запястье.
— Не знаю. Но точно не хорошо. Что у тебя происходит, Степ? Я волнуюсь.
— Не волнуйся, это по работе. Я продаю клинику.
— Зачем? Это как-то связано со мной? Та машина, я долго думала, может быть, это не было случайностью… Тебя шантажируют?
— Ты придумываешь, — его губ коснулась мягкая, наигранная улыбка, которой Улька поверила и медленно расслабилась.
Степан мог бы ей все рассказать, мог, но боялся последствий, не для себя, для нее. Если эта история выплывет, ее родители поднимут панику, которая обернется им еще дороже. Громов не мог знать наверняка, как на все это отреагируют те, кто подстроил это столкновение. К тому же он хотел решить все без потерь, заплатив.
