– Завязывай уже страдать из-за этого мудака.
Клим усаживает меня на капот. Он еще теплый. Мотор заглушили совсем недавно.
Клим убирает с моего лица парочку прядей, выбившихся из общей массы волос. Он трогает мои волосы, а я не дышу. Сижу разведя колени и вдохнуть боюсь. Внутри что-то жжется. Огненный шар протеста уже успел согреть грудь.
Клим смотрит точно в глаза и чертовски этим пугает. Хочу убрать его руку, но он не позволяет. Сжимает мое запястье и резко тянет на себя.
Клим.
Это слишком сложно. Быть рядом с ней и пытаться оставаться равнодушным. Думаю. Ухмыляюсь собственной несдержанности и без всяких заморочек тяну ее на себя. Плевать, что она подумает и скажет. Возможно, в ее глупую голову придет хоть одна светлая мысль. Возможно, она тоже что-то почувствует.
Лу не позволяет себе упасть в мои руки. Упирается в плечи и выпрямляет локти. Держит нас на расстоянии и правильно делает. Почему-то именно сегодня, в эту самую минуту, я за себя не отвечаю.
– Это не смешно, – качает головой и смотрит, как олененок из мультика. Пялится, пялится. Только раздражает.
Отталкиваюсь. Злость прошибает. Круто разворачиваюсь и, стянув футболку, кидаю ее под ноги. На ходу сбрасываю кеды, чувствуя под ступнями холодный песок, смешанный с мелкой галькой.
У самой воды расстегиваю ремень и бросаю джинсы в сторону.
Оборачиваюсь к Луизке. Она уже успела встать на ноги, вытянуть шею. Напряглась. Вновь решит меня спасать от самого себя. Как по весне, когда увидела доказательства того, как «идеальна» наша семья.
Отчим пришел ночью бухой, с упавшей плашкой. Сорвалась сделка, он попал на бабки.
Я приехал почти следом за ним, вошел в дом, забежал на кухню перехватить воды и просто охренел от прострелившей спину боли. Сначала даже не сообразил, в чем дело. Повернулся уже на шум. Тихий смешок.
Он сидел в столовой, в руке ствол. Он расстрелял в меня обойму резиновых пуль. Сначала тебе кажется, что ты можешь убежать. Но, когда эта хрень попадает в колено, твоя скорость падает к нулю.
Лу тогда увидела мои синяки, вытрясла объяснение и поперлась к моей матери. Рассказать правду хотела. Наивная. Мама, конечно же, сделала вид, что не поверила. А меня попросила не выносить больше сор из избы.
Мельников всегда был двинутый. Сколько я его знаю, столько и терплю рукоприкладство. Терпел. После того случая с пулями. Когда они у него закончились, у меня хватило сил приставить к горлу этой твари нож. Обычный выкидной. Мельников сам ко мне подошел, сам наклонился, проверял, не сдох ли я. Проверил.
