— Ну нет, так дело не пойдет, — он приобнимает меня за плечи. — Если тебе скучно, веселись. Давайте потанцуем.
— Я не танцую, — тихо говорю я.
— Тогда спой! — поддевает меня он.
— Я не…
— А что, Оксан, спой нам. Чего тебе стоит? — вдруг улыбается Игорь.
Я смотрю на него, вижу, как чаша весов снова замерла на отметке посередине, не склоняясь ни в одну из сторон, и киваю. Почему бы и нет.
В зале по моей просьбе выключается свет, я сама себе подсвечиваю лицо мобильником, так, чтобы было видно только одну сторону. Включаю на телефоне минусовку своей любимой песни и начинаю.
Вступление тихое, больше речитатив, но постепенно напряжение нарастает. И я уже знаю, что вокруг нет разговоров, все взгляды прикованы ко мне – они следят за настроением печальной песни, которая сейчас очень подходит к моему настроению, и никто, абсолютно никто не вглядывается в мое лицо.
Мой преподаватель в музыкальной школе по вокалу предложила такой вариант – грустные, глубокие, наполненные песни. Она считала, что они делают двойную работу: именно так я вывожу темноту из своей души, освобождая место свету, а темнота, в свою очередь зачаровывает слушателей.
Жаль, что пришлось распрощаться с музыкалкой, я могла бы сделать еще много чего, преподаватель билась со мной до последнего, но я была непреклонна: жизнь мамы была важнее.
Жаль, что я проиграла это сражение…
На глаза навернулась слеза, и голос задрожал при воспоминании о ней. Мы остались с Олей совсем одни. Безумно жаль, что уже завтра она уезжает на север, где нашла удачную и перспективную работу и снова оставляет меня одну. Она и сюда-то еле вырвалась – на сорок дней после смерти мамы.
Но вот песня заканчивается, последний аккорд, и я выключаю фонарик, даю пару секунд, чтобы отдышаться и молчу, чтобы слушатели побыли один на один с тем, что пригрезилось им во время моего исполнения.
И через пару секунд слышатся сначала неуверенные, а потом и все возрастающие хлопки. Резко включается освещение, мы щуримся от неожиданного света, который разрушил единение, и я вижу лицо ошарашенного Игоря.
Кажется, на этот раз чаша весов основательно перевесила в мою сторону: он оглядывается с самодовольным видом на тех, кто хлопает мне, и подмигивает. Он демонстрирует всем своим видом: эта девушка принадлежит ему, смотрите!
Я же коротко вздыхаю.
— Пойдем, поговорим, — тянет он за руку меня на кухню, не давая даже насладиться своим коротким успехом в этой компании.
— Я долго думал, — начинает он и смотрит то на меня, то на свое отражение в стекле за моей спиной. — И решил.
