Я задержалась на мгновение и тут же пожалела об этом: они говорили обо мне, обсуждали мою внешность.
— Ты видел это страшилище? Видел? У нее буквально лица нет. Намалевалась, будто это скроет ее уродство, кошмар.
Замерев, глянула по сторонам – пройти мимо них было сродни самоубийству, а вернуться обратно не вышло бы, - ко мне приближался Камал.
— Как с ней мужик живет? Извращенец, видать, какой. Может, ему нравятся такие… отклонения…
Они глупо и противно заржали, а я развернулась, решив, что лучше проскочу мимо Камала, чем опозорюсь до конца.
Но все получилось совсем не так, как я думала. Камал в мгновение ока оказался рядом, отодвинул меня одной рукой, легко. Как мягкую игрушку, задвинул в угол, давая себе больше размаха для маневра, и вдруг со всей свирепостью разъяренного зверя обрушился на этих троих сплетников.
Сказать, что я онемела, - ничего не сказать.
Он наносил удары смело, быстро, легко кружа над ними с разных сторон, не давая спрятаться, уйти или просто ответить на его удары.
Получалась настоящая бойня, избиение младенцев. Он издевался над ними, предугадывая каждое движение, каждый поворот руки или ноги. Парни не отставали. Они боролись за себя. Говорить о том, что они хотели отомстить, было бы глупо – они просто защищались, потому что Камал просто не давал им возможности ответить на его удары с такой же страстью и силой, которая таилась в его боевом, накачанном, невероятно работоспособном теле.
— Перестаньте! Камал! Перестаньте! — слезно взмолилась я, поняв, что конца-края этой свирепости не видать, и вдруг все прекратилось.
Один официант оказался на полу у ног Камала, он лежал, ухватившись за икру, морщась от боли. Второй прижался к стене, прижимая ладонь к глазу, под которым явно набухал синяк, а третьего мужчина держал за горло, и только от моего гневного взгляда расслабил хватку.
Камал, как ни в чем не бывало, достал платок из кармана, приложил его к кулаку, из которого сочилась кровь. Поморщился, когда извлекал из внутреннего кармана портмоне, но легко достал купюры не мелкого достоинства и бросил каждому по нескольку банкнот.
Они опавшими осенними листьями покрыли пол.
— Обижать женщину – не достойно мужчины, — хрипловато сказал, глядя на них. — И никто не смеет обижать ЭТУ женщину.
Камал встряхнул платок, промокнул уголок губы, развернулся и направился в зал, где играла музыка и веселились гости.
Я, стряхнув оцепенение, проскользнула мимо обалдевших официантов и тоже направилась за ним. То, что только произошло на моих глазах, впечатлило до самого краешка души – за меня еще никто никогда не заступался…
