— Ричард?
— Да, госпожа?
— Точно станет легче? Когда?
— Точно, госпожа. Потерпите. Всё образуется.
— Мне не легче сейчас, — Фрида сморгнула слёзы. Надо же, а она же целый час не могла заплакать, одна, в склепе. — Мне тяжело дышать!
— Всё будет хорошо, госпожа. Обязательно.
— Не говорите этого!
— Не буду, госпожа. И всё же. Вы сильная, вы справитесь.
«Да, — думала Фрида, снова положив руку на живот, где ярко светило её собственное солнце. — Справлюсь. А что ещё мне остаётся?»
Успокаивающе мягко чужие пальцы гладили её волосы, и лес вдали шептал слова утешения, Фрида очень ясно их слышала.
«Рогатый мерзавец, как же ты мог оставить меня одну?» — думала она.
Злиться было легче, чем скорбеть.
«Я справлюсь», — решила она и заставила себя улыбнуться. Хватит, всё. Она не превратится во вдовушку, которая заперлась в четырёх стенах и замкнулась в своём горе. Назло всем она такой не станет!
— Готово, госпожа. Найти вам зеркало?
— Не нужно. — Фрида покачала головой и спокойно улыбнулась. — Благодарю, Ричард. А теперь идёмте к нашим гостям. Нельзя оставлять их надолго одних.
— Конечно, госпожа.
Ричард только на мгновение обернулся, посмотрел на зелёную полосу леса. «Ты никому не скажешь то, что увидишь», — шелестели листья.
Ричард закрыл на мгновение глаза. А потом поспешил за своей новой госпожой.
В зеленый шелк обут был Том,
В зеленый бархат был одет.
И про него в краю родном
Никто не знал семь долгих лет.
«Томас Рифмач», народная английская баллада
перевод С. Маршака
Эш очнулся, и листья над ним шелестели, солнечные лучи танцевали на ветру, а птицы пели сладко и разноголосо.
Эш снова закрыл глаза. Он чувствовал себя переполненным сладким ароматом — листвы, деревьев, цветы и земли — и немного пьяным от этого. Солнце то и дело гладило его по лицу, скользило на грудь, путалось на ногах в тугой серебристой шерсти (как у барашка). В ушах шептались деревья, пели птицы, жужжали пчёлы, стрекотали кузнечики и где-то недалеко нежно, тонко звенели колокольчики. Всё это составляло одно целое, гармонию, песню леса, единую, неповторимую и всегда разную.
Эш с наслаждением потянулся. Трава была мягкой, мягче перины, а земля — приятно-тёплой. Вставать не хотелось — Эш просто лежал и смотрел на мозаику из листьев и солнечных лучей. Ему было хорошо.
Мимо прошёл единорог — мягко ступая серебристыми копытами. Остановился рядом с Эшем, наклонился, нежными губами ущипнул траву. Эш лениво посмотрел на него из-под опущенных ресниц. Шерсть единорога мягко мерцала на солнце, а витой рог, наоборот, словно вбирал в себя свет.
