— Не могу.
Ричард плакал — слёзы текли из его глаз, и так он смотрел на короля.
— Умоляю, господин!
— Не могу, — повторил фейри, и лес в его голосе тихо вздохнул, словно перед грозой.
Ричард всхлипнул, но тут же снова посмотрел на короля.
— Позволь хотя бы увидеть его! Хоть раз, хоть на мгновение, прошу!
Фейри улыбнулся — легко, как отражение солнца в воде лесного озера.
— Позволяю видеть, когда ты пожелаешь, дитя. Но уста твои смыкаю немотой. Ни письмо, ни намёк, ничто иное: ты никому не расскажешь того, что увидишь. Это будет моей наградой.
Ричард улыбнулся сквозь слёзы.
— Благодарю, господин! — И потянулся к руке фейри.
Лесной король мягко остановил его и, положив руки Ричарду на плечи, поднял. Ричард был высок, но фейри оказался выше. Какое-то время он смотрел на человека, спокойно и без выражения — в человеческом языке не найдётся слов для описания чувств фейри. Потом улыбнулся светло и сказал:
— Позаботься о моей дочери, дитя.
Ричард опустил взгляд.
— Как прикажешь, господин.
Во взгляд фейри скользнула грусть, почти человеческая.
— Бедное дитя, — вздохнул он.
Ричард отступил к стене.
Налетевший ветер подхватил туман, унёс в окно, разметал деревянные руны, нарушил колдовскую тишину. Когда Ричард поднял голову, Лесного короля уже не было, только терпко пахло дубовой рощей. Каркнув, взлетел с подоконника ворон.
А потом тишину нарушил раскатистый храп кого-то из врачей — такой мощный, что казалось, эхом отдался от стен.
Фрида завозилась и, не открывая глаз, проворчала:
— Эш, где твоя совесть? Колдуй молча!
Храп от этого не унялся, и герцогиня, наконец, сунула голову под подушку, так и не проснувшись. Все спали, весь замок — и проснутся только с рассветом, потому что таковы чары людей.
Ричард неслышно вышел из спальни, и дверь за ним закрылась.
На следующий день проснувшиеся врачи обнаружили две удивительные вещи: во-первых, они все прекрасно выспались (а ведь по крайней мере трое из них страдали от бессонницы); во-вторых, пока они спали, герцогиня каким-то чудом исцелилась. Вся коллегия докторов нашла, что леди Фриде и её ребёнку больше ничто не угрожает.
— Но как? — озвучил общее изумление самый молодой из них, доктор Стеббенз.
— Быть может, покой и долгий сон сделали своё дело? — предположил доктор Льюис, тот, что чаще других гостил в Виндзор-холле. — Женский организм так хрупок, и, когда его лишают покоя… — Под взглядами коллег он смутился. Всем было понятно, что организм гипотетической женщины, может быть, и хрупок, но леди Фрида обладала завидным здоровьем, а то, что с ней происходило вчера, нервным истощением никак назвать нельзя.
