Обидели, насмерть.
Жизнь не изменят переезды, но лишь отношение к ней. Твою – твоё.
Жернова жизни
– Слушай, ты знаешь, из тебя вышел бы прекрасный доктор.
– Вышел он, весь.
– Это как?
– На манер былины: а и пошла я на День открытых дверей в медицинский институт. И попала я в анатомичку, где блудливо ухмыляясь, студент -третьекурсник демонстрировал препарат мозга человека разумного. А придя домой, получила я на ужин свиные мозги с горошком, приготовленные заботливой мамашей. Так и наступил окончательный и бесповоротный каюк моей карьере доктора… Не начавшись. Вот, как-то так…
– Жаль, правда…
– Ладно, молчим. Здесь больно?..
– Ты правда пишешь стихи?
– Правда.
– Прочти что-нибудь.
– Не могу.
– Жалко…
– Наизусть не помню.
– Ни одного?
– Ни одного.
– А мне нравятся, я запоминаю. Вот, это, например…
– Видишь ли… Только не обижайся, вот это, то, что ты сейчас… это не стихи, а зарифмованное описание произошедшего. Хорошо составленное, да. Но – это не они.
– Почему? Людям нравится.
– Стихи… это стихия, а не рифма проступков.
Я слышу, как ветер трясёт подоконник, а стены дома дрожат от того, что трамвай стучит колёсами, подражая паровозу. За этим шумом не разобрать ни страстного кипения голубей, ни воробьиных трогательных трелей. И их, действительно, совсем не слышно. Вместо этого представляю, как всего в шестидесяти верстах36 от города, причёсанный на пробор дятел, оставив на время свою морзянку, неприлично громко хохочет на весь лес, а овсянка – внятно, весомо, сверчком:
– Кри-кри-кри… – слева, справа, кажется, что со всех сторон.
Скрипят жернова стволов на ветру. Больно бьёт по взгляду мукой коры.
Ветер с силой поднимает занавес… И отворяют крышку рояля торопливо, развязно слегка. Глухо стучат молотками стволов по струнам ветра. Ибо – прижаты, немы.
Не мы ли бежим от сей музыки, играем свою, заглушая то, что не требует подслушанных нот?..
Ясные лучи неслучайных мыслей пахнут дровами… Сжигая заметки сразу после прочтения, каждый раз наблюдаю за тем, как неохотно горят они. Так же, против желания, подбираю сонных мух с прохладного осеннего подоконника. "Пусть их, вдруг проснуться…"– думается мне. "Блажишь!"– твердит внутренний голос. "Нехорошо же…" , – сокрушаюсь я. "Не спорь."– категорично ставит точку голос…
– Ой!
– Чувствуется?
– Да…
– Потерпи немного.
– Слушай, мы знакомы сто лет, и раньше ты была такая энергичная, своенравная, а вот теперь… Я тебе удивляюсь!
– Чему?
– Тому, как у тебя в семье…
