— Живее! Поторапливайтесь! Быстрее! А ну, живо! Не задерживайся! — и щелкали плетьми тех, кто, по их мнению, лениво плелся.
Рабы ускорили шаг и вот уже перед ними распахнулись тяжелые, окованные створки тюремных ворот, и колонна втянулась внутрь. После чего двери со скрипом затворились.
Пленники проходили мимо сидящего стражника в черном, который пересчитывал входящих рабов, направляя их вниз в подземелье тюрьмы.
Увидя шедшего рядом с Симоном черноволосого, он вздрогнул и с удивлением поднял брови. Товарищ Симона указал ему взглядом на соседа и кивнул головой.
Стражник, не говоря ни слова, встал, отвел их в сторону и запер в одну небольшую комнату.
Остальных загнали в большое помещение и освободили от оков. Измученные люди с наслаждением вытянулись на голом, склизком от сырости полу из каменных плит.
— А теперь что будет? — спросил Симон, глядя на товарища и начиная убеждаться, что тот не без оснований говорил о побеге.
— Надо ждать! — коротко ответил черноволосый. — А пока надо отдохнуть и набраться сил.
Настала ночь. Знакомый черноволосому стражник был на посту дежурным в общей камере.
Дождавшись, когда все невольники забылись в тяжелом сне, он встал, взял факел,' открыл общую камеру и начал пинками будить их, переходя из одной части помещения в другую.
Потревоженные рабы стали с возмущением роптать:
— Что нужно?! Уже и спать не дают! Зачем нас будят? Последней радости лишают! Мучители — спать уже нельзя!
Глухой ропот усилился, и вот уже наиболее смелые стали кричать:
— Бей его!
Толпа взбудораженных заключенных набросилась на стражника, но тот бросил в сторону факел, и пользуясь наступившей темнотой и замешательством рабов, выскочил из общей камеры, оставив открытой дверь в нее, вбежал в караульное помещение и громко закричал:
— Рабы взбунтовались!
Все солдаты бросились наружу, стараясь загнать разъяренных каторжников назад в камеру, откуда они хлынули через открытую дверь. Сообщник хромого заключенного сделал все, чтобы отвлечь внимание стражи от других помещений и проходов.
Убедившись, что внутренняя охрана тюрьмы занята усмирением восставших, стражник подбежал к камере, где находились Симон и его знакомый, бывшие наготове, открыл дверь ключом и распахнул ее.
— Монсеньор! — обратился он к своему сообщнику. — У нас мало времени — стража быстро успокоит рабов. Возьмите, — он протянул ему заряженный пистолет. — Я вас выведу.
Его тоже, — указал черноволосый на Симона и продолжал: — Завтра зайди к ростовщику, получишь пять тысяч, цехинов.
