— Сдавайтесь, вы! Или сдохнете сейчас же вместе со своими висельниками!
Понимая безнадежность положения и видя, что его собственная жизнь висит на волоске, работорговец согласно наклонил голову.
Рескатор опустил шпагу, и де Скренвиль, выйдя на открытое место, чтобы его видели все члены команды, закричал:
— Сдавайтесь! Мы побеждены! Сдавайтесь!
С видимым облегчением оставшиеся в живых члены экипажа бригантины побросали оружие на палубу.
Проследив, чтобы все сопротивляющиеся это сделали, Рескатор развернул бывшего маркиза лицом к себе и приступил к допросу:
— Вчера утром ты похитил Анжелику. Где она?
Де Скренвиль молча отвел глаза, не дав ответа.
— Янсон, — обратился Рескатор к своему помощнику. — Обыскать бригантину! Она где-то здесь.
— За мной! — крикнул Янсон матросам «Голдсборо». — Осмотрите все каюты!
Они рассыпались по всему судну, заглядывая в каждое помещение, в каждый уголок. Но Анжелики нигде не было. Только в нижнем трюме, в зловонии и духоте, лежали три трупа рабов, умерших совсем недавно.
Зло выругавшись, Янсон с матросами поспешил на верхнюю палубу и отрапортовал:
— Ни в нижнем трюме, ни в каютах нет.
— Если ты убил ее, то… — повернувшись к де Скренвилю, медленно сказал Рескатор.
— То ты убьешь меня! — зло усмехнулся тот.
— Янсон… — обратился граф к помощнику, но, увидев взгляд очнувшегося Пьера Матье, которым он обменялся с де Скренвилем, не договорил, медленно нагнулся, подобрал шпагу, — выбитую им из руки де Скренвиля, и вдруг, рывком выпрямившись, приставил острия обеих шпаг к горлу и капитана, и помощника, которые стояли у переборки и не могли отступить.
— Где она?! — спросил он помощника и слегка придавил лезвия обеих шпаг так, что из-под них показалась кровь.
— Она по дороге в Алжир, — прохрипел Пьер Матье, весь сжавшись от боли и страха. — Он ее продал работорговцу Сулейману.
Де Скренвиль понял, что ему уже не избежать смерти от руки Рескатора, и решил разозлить обидчика, чтобы тот без мучений сразу его прикончил.
Как все трусы и подлецы, он страшно боялся пыток, которым подвергал зачастую других сам и считал, что и другие поступают так же.
А уж он-то, будь на месте Рескатора, придумал бы для врага самые изощренные пытки. И сама мысль о них придала ему отчаянную храбрость.
— Он тебе не все сказал, — прервал он соучастника. — Она попадет в гарем султана Микен. Знаешь, кем там будет? Наложницей! — зло захохотал он, с ненавистью глядя на хмурое лицо Рескатора. — Ну, убей меня! — с надрывом закричал он вдруг. — Убей!
