— Чему учила Цинния?
— Всему остальному. Она забрала нас, когда мы соединились с доспехами. Она учила формированию доспеха и всем его Формам, учила создавать лезвия и отделять их при необходимости, формировать щит и отражать большую силу, колдовство или падение с высоты, например. Учила лечиться. Била нас разным оружием и заставляла затягивать раны, жгла, топила… Учила чувствовать зло, открывать портал и потом, в самом конце, она помогла выявлять и формировать уникальное оружие, у меня это было…
— Что значит, чувствовать зло?
— Чувствовать касание Морокай. Его чудовищ, и людей, в душу которых он смог проникнуть.
— И?
— И всё.
— Ну ты и Дур-Дур. Сразу не мог сказать?
— О чём сказать? Тебе нужно найти бледного колдуна? Это пожалуйста. В ближайших километрах двенадцати нет ни одного. Мы в безопасности. А чудовища тут вроде и вообще никогда не пробегали. Довольна?
— Довольна. А ты всё ещё не очень умный. Розари убивает Его чёрная магия, я уверена, что это никакой не яд, слишком уж всё странно происходит…. Ты можешь почувствовать какая? И где её источник?
— Понятия не имею, — Кальдур задумался. — Никогда не делал ничего подобного. Хотя, нет, подожди. Было несколько раз. Бледные колдуны пытались скрываться с помощью своего колдовства. И я всё равно мог почувствовать. Я закрывал глаза, правильно дышал, пробовал представить окружающее пространство, словно бы затянутое дымкой и искал в этой дымке место, которое бы отличалось. Пару раз сработало. Цинния показала мне. Хм.
— Попробуй это на Розари.
— Ну хорошо.
Кальдур освободился от её хватки, присёл рядом с Розари, закрыл глаза, подышал, попробовал. И не увидел ничего. Открывать глаза ему было стыдно, но Анижа всё видела сама.
— Кальдур, — тихо сказала она. — Если эта девочка умрёт, ты останешься последней надеждой Светлой Госпожи. Весь груз этой ответственности падёт на тебя, хочешь ты этого или нет, собираешься ли остаться или будешь бежать от него. Все эти чудовища и поклонники Мрака будут охотиться только за тобой одним. Она единственный человек в мире, который может понять, что ты чувствуешь, пока она жива, ты в этом мире не одинок. Но если она умрёт…
Её слова резанули.
Кальдур уставился на девочку, что лежала перед ним. Было ей, семнадцать зим или около того, она всё ещё в полной мере не была женщиной. Худая, как щепка, с острыми чертами лица, небольшим, задранным нахально носом, каштановыми волосами и глазами то ли серого, то ли голубого цвета.
