Двадцать лучших монахов-воинов во главе с братом Лоренсо были брошены им в погоню за андалузцем. Но пока ползла лишь черная полоса неудач. «Что делать? −Генерал иезуитов начинал не на шутку волноваться. − Не дай Бог, этот гонец и впрямь доберется до Калифорнии. Заклятый враг! Он наломает дров! Спутает карты!»
Монтуа вспомнил взгляд Кальехи, которым старик проводил его при последней встрече. Внешне он сдержал себя, не выдав и тенью беспокойства, но внутри содрогнулся.
«Найди и убей майора! Это твоя миссия. Иначе…»
Недосказанность старого герцога точно льдом обложила душу монаха. Его лицо темнело по мере того, как он думал о последствиях: «У Кальехи руки не чище черного языка. Будь проклята самонадеянность!.. Ведь я уверовал, что вице-король приручен и уже ест из моих ладоней».
Падре знал: герцог боится могущества Ордена, а значит, и его, Монтуа; но уповать на это было сейчас по меньшей мере глупо. Ему во что бы то ни стало следовало убить де Уэльву. «Если же делу дать ход и андалузец вернется в Испанию, Мадрид не преминет навести порядки своей железной рукой. Кальеха, идя на гарроту, увлечет и меня, это уж точно, как пить дать»… Но не за себя волновался падре Монтуа. Уж он-то всегда найдет щель, где сможет пересидеть: Кардова, Буэнос-Айрес, Асунсьон41, да, впрочем, вся Южная Америка готова будет укрыть его. У Ордена владения большие, как мир.
Беда в другом: жаль старания многих лет. В Мексике только-только начинали прорастать всходы его усилий… И если сорвать их, кто знает, сколько взойдет на престол королей, какой по счету будет понтификат42, прежде чем Орден пустит новые корни на этой богатейшей земле.
Глаза иезуита сузились:
− Ну, брат Лоренсо, смотри… Промахнешься еще раз − даже мне тебя будет жаль. Без головы андалузца лучше не возвращайся!
Мысли и образы в голове Диего проносились смятенной ланью, обдавая его радостью сознания того, что он есть, что он жив. Теперь его от Терезы отделяла лишь ночь. Но и та приносила в своих ладонях ее образ. Он знал ныне каждую линию, каждую впадинку любимого тела. И, случалось, она приходила к нему ночами со знакомой красотой своих глаз, в которых отражалась мор-ская волна…
Обычно это была одна и та же картина: забытая Господом степь… Вокруг ни души… Зной. Жухлая скрасна трава, наполненная убаюкивающим стрекотом разноцветных букашек. В небе редкий и славный крик сокола.
Он идет по пустынной дороге к черной, ощетинившейся своими острыми пиками цепи гор. Они безумно далеки, эти горы.
