Видение померкло, но она почувствовала что-то враждебное и злое. Плечи вздрогнули. Сердце упало и замерло в безуемном нытье. И смутно желая расположить к себе, вызвать сострадание, служанка беспомощно воскликнула:
− Эй! Кто там?
Ни звука. Линда едва уняла руки, ощущение колыхающегося в ней страха заставило действовать.
На цыпочках она пересекла каюту: в рундуке госпожи, среди гардероба, хранилась шкатулка черного дерева, украшенная серебром и слоновой костью в замысловатом мавританском стиле. Там покоился подаренный Аманде бароном Пэрисоном пистолет, сделанный в аккурат по руке леди, точно слепок.
Первое, самое сильное, что она ощутила, приподняв массивную крышку рундука, был мягкий и спокойный запах духов. Линда боязливо скосила глаза: дверь оставалась прикрытой, но воображение продолжало ясно рисовать пугающий контур фигуры.
Судорожно переворошив платья, она отыскала шкатулку. Лоб ее заблестел от пота, когда она поняла, что без ключа не обойтись. В отчаянии ломая ногти, она сорвала крышку, вырвав с мясом миниатюрный замочек. Пистолет, что великолепная детская игрушка, покоился в синем бархате. Золоченый ствол и курок слепили глаза, рядом притулилась пороховница из тонкого рога и славный винтовой пресс для придания пулям необходимого размера и формы.
Неожиданно щелкнул замок. Тут же пальцы девушки приросли к рукоятке. Затаив дыхание, на негнущихся ногах она подошла к двери.
Обе завизжали разом: белая, как мел, рыжая Линда и до смерти перепуганная леди Филлмор.
− Тупица! Ты чуть не свела меня с ума! Как ты смела рыться в моих вещах?
Ошеломленная Линда едва успела отойти в сторону и прижаться к переборке, куда падала густая тень.
− Так в чем дело? Ну?! − Аманда строго глянула в глаза прислуги. − И убери пистолет, глупая, он всё равно не заряжен.
Обе тяжело вздохнули и вдруг рассмеялись своим страхам.
Хотя Линде приходилось частенько подниматься по просьбе госпожи на палубу, и она даже свыклась с этим, тем не менее ее всегда охватывали неловкость и смущение при вторжении в чисто мужские владения; уши начинали алеть, плечи каменели, и служанка лихорадочно искала предлог поскорее покинуть это усатое, глазастое царство.
Однако, еще более гогочущей матросни, она сторонилась офицеров.
В кают-компании, куда ей случалось отправляться с поручением, завсегда сиживали, сверкая эполетами, пуговицами и начищенными сапогами, господа. Обычно они играли в преферанс или ужасно дымили трубками, а то, еще хуже, накачивались вином, что таскал из трюма остроглазый Данька.
