— Я останусь при тебе, мой ненаглядный. Вся в самоцветах и шелках пойду с тобою в ногу.
Трижды ударили по воротам. Раздался крик: "Хозяин, отвори государеву гонцу!"
Приподняв желтую занавеску, Марья увидела, как вооруженные слуги ее мужа ведут к дому сутулого худосочного парнишку.
— Государь всея Руси великий князь Иоанн Васильевич зовет боярина Соколова с боярыней на пир, — пролепетал съежившийся гонец. Он боялся пристально смотреть на Тимофея, вышедшего на порог не в дорогой одежде, а в прорезанном на плече рубище. — Радуйся, воевода. Царь свел клеймо опалы с дома твоего. Сменил гнев на милость, — паренек перевел дух и добавил ехидным шепотом. — Опричник слово за тебя замолвил.
— Передай мой низкий поклон государю, и доложи, что боярин Соколов явится с женой на пир.
— Все передам, как было сказано, — ломая шапку, отступил гонец.
— Успокойся… Все пучком… Ты в настоящем времени, — панический ужас Марьи сковал меня по рукам и ногам. Не сразу я решилась открыть глаза.
— Помочь? — в поле зрения нарисовался Артем.
— Может, сходим в столовку? — предложила я. — Возьми себе вкусненького, а я так посижу.
Хотела как можно быстрее досмотреть сериал.
Полдня собирались Соколовы на царский пир. Долго спорили, но так и не поняли, какой опричник замолвил за них слово. Не водились они с поганым народцем — царскими прихлебателями и душегубами.
Меньше всего времени занял поспешный сбор детской одежды, игрушек.
— Береги моих птенчиков, как своих родных. Отвези их в село Полянки и передай дорогой сестрице Катерине с сей запискою, — роняя слезы, наказала боярыня пожилой служанке в грязном сером платье.
Марья посадила одетую в лохмотья Феклушу к ней на колени. Егорка, укрытый рогожей, сидел в телеге рядом со старушкой и следил любопытными глазами за порхающими в саду бабочками.
Скрипучая телега, запряженная старой рыжей клячей, выехала с заднего двора боярской усадьбы. Слуги закрыли за ней ворота.
В слезах прибежала Марья домой и на вопрос мужа: "Проводила?" не сразу смогла ответить.
— Как мне утешить тебя, ласковая горлица? Как втолковать, что нам опасно горевать на людях? — Тимофей крепко обнял жену, погладил по голове широкой ладонью, спуская ее платок на затылок. — Нам не вернуться вдвоем в светлый терем. Дай, Боже, войти рука об руку в Царствие Небесное, как шли к земному алтарю… Чтобы милостивого, справедливого там упросить Царя сберечь наших деток от лиходеев и всякой беды.
