Оплечье закрыло той и грудь, и полживота. Свесилось с тонких сразу же просевших плеч. Личико Састи сияло. Глазёнки прыгали с матери на сестру в ожидании горячих похвал. И они обе расстарались, на минуту позабыв неприглядную историю их отношений.
– А Фротни? – вспомнив, всполошилась Састи.
– И Фротни есть подарок, – улыбалась Ринда, купаясь в непомерном удовольствии, которое знавала лишь при жизни матушки. – И маме твоей. Сейчас все вместе и полюбуемся. Гулда, мы можем навестить Фротни?
– Конечно, – степенно кивнула мать семейства и по-доброму усмехнулась: – Ты ларец-то сама дотащишь? Или слуг покликать?
– Не надо, – поморщилась Ринда, закрывая крышку. – Дотащу. Знаешь, сейчас как-то особенно остро не хочется никого лишнего. Хочется побыть с девчонками наедине. С вами со всеми, – поправилась она, дабы не обижать, а то и попусту не настораживать мачеху.
Но Гулда всё поняла правильно. Благодушно кивнула, поднялась, взяла за руку Састи – та еле ножками передвигала, боясь стрясти с себя сказочно прекрасное оплечье. Ринда подняла ларец и потопала за теми, кто был – как не крути – её настоящей семьёй. Её единственной семьёй.
И всё-таки она так и не решилась поделиться с Гулдой своими тревогами насчёт судьбы Састи.
Поначалу преподносила подарки маленькой Фротни. Младшая сестрёнка здорово ослабела от промывания живота, и встретила старшую вялым полудохлым котёнком. Жемчужное ожерелье взбодрило непослушницу, вечно – как оказалось – встревающую во всякие неприятности. Ринда на себя не могла наудивляться: ей и вправду было интересно слушать сетования Гулды. А потом расспрашивать о том, как девчонки тут без неё росли.
Затем почтительная падчерица преподнесла подарки самой княгине. И не привычное всем оплечье, а редкую и страшно дорогую заморскую диковинку из южных земель. Полный женский убор – ожерелье, серьги да браслет с перстнем – из горячих огнём рубинов. Наследство, что осталось от матушки. И не дарёное отцом, а передаваемое в роду матери от бабок внучкам.
Это своё решение не смогла объяснить даже себе. Захотелось не уму, а сердцу, и захотелось отчаянно – она просто не стала перечить. Пусть у Гулды останется память по её матушке. Кто знает, в чьи руки попадёт наследный убор, если жизнь Ринды оборвётся? А тут всё-таки родные. И после смерти мачехи убор достанется одной из её сестричек.
Гулда прониклась её помыслами без слов. Подарок приняла с великой честью: встала и поклонилась падчерице в ноги – прямо при своих челядинках. Поклялась хранить подарок для дочерей. Но про отдарки за богатые подношения не обмолвилась и словом.
