Аки закрепила верёвку, дабы не болталась, привлекая внимание – Ринде бы и в голову не пришло – и две лазутчицы направились в сторону одного из гостевых теремов. Скользя от стены до стены неуловимыми тенями. Прислушиваясь и оглядываясь. Аки многому научила подругу за время, проведённое в скиту. До самого священного воителя Ринде, понятно, как до звёзд небесных, но и она в грязь лицом не ударила. Справилась.
В гостевой терем, где у Торсела имелись собственные покои, пробрались легче лёгкого. Хотя в парадной горнице первого уровня привольно расселись несколько поместников, продолжая пировать тесным кружком. Надрались неугомонные до полной упоительности души и оплыва телес, однако всё никак не могли угомониться. Языками еле ворочали, как чахлые однорукие гребцы на речных ладьях. Да таращились друг на дружку слипающимися от переизбытка гульбы глазами.
Ринда слегка растерялась, прикидывая, сколько времени понадобится, чтобы превратить горницу в дровяной сарай с пьяными в дымину храпящими брёвнами. Как иначе пробраться мимо них, если Торсел не присоединился к пирующим? Или его не присоединили, низвергнув с высоты прежнего положения. Гулять куда-то в иное место поганца тоже не пригласят: побрезгуют.
Его теперь вообще станут держать за этакого поместника-холопа: прочим не ровня, зато плут отлично умеет приумножать богатство, чем воспользуются прежние товарищи. Голову ему сохранили, но болеть ей – не переболеть. Каждый поместник не преминет плюнуть в поганца при каждом удобном случае – унижение такое, что лучше в петлю. Но этот в неё не полезет: Торсел умеет самозабвенно любить свою шкуру – и тут ему равных не сыскать.
Аки не видела причины дожидаться, пока мужики догулеванят и попадают замертво. Ей взять приступом бревенчатый терем проще простого. Птицей взлетела по его стене, изукрашенной резными наличниками и прочими украшательствами – есть, за что цепляться при должной сноровке.
Когда задумавшуюся Ринду шмякнуло по маковке концом сброшенной сверху верёвки, она чуть не подпрыгнула. И тут же чуть не выругалась: нашла время думы думать! На широкое гульбище, куда выходили двери верхних горниц, вскарабкалась так споро, что саму себя удивила: вон как умеет, когда приспичит – залюбуешься. Аки одобрительно шикнула, дескать, её наука пошла впрок. И указала на дверь, за которой свершится второе задуманное подругой дело. Они осторожно обступили нужное узкое слабо светящееся окошко и заглянули в него с двух сторон.
