Татары не только грабят, но и забирают в неволю тех, кто не успел разбежаться по округе. А было обслуги в лагере у поляков несколько тысяч. И не только тех, кто по хозяйственной части. К большой своей радости козаки обнаружили множество девиц, взятых поляками для увеселения, а теперь брошенных без сожаления на произвол судьбы и волю победителей.
Татары отлавливали несчастных по всему лагерю и окрестностям — на рынке в Каффе за них дадут большие деньги. Козаки же старались найти их раньше татар, но не для того, чтобы спасти от рабства — натешившись вдоволь с ними, здесь же, не уединяясь особо, затем передавали их нетерпеливым ордынцам, которые и сами были не прочь позабавиться с девушками до того, как отправить их на невольничий рынок.
* * *
Неожиданный, в том числе для Хмельницкого, исход битвы под Пилявцами дал возможность гетману перевести дух. Совсем скоро нужно будет решать, что делать дальше, но это будет позже. Пока же он, как и другие, старался забыться, напиваясь горилкой, только делал это, в отличие от простых козаков, в кругу избранных, а иногда вообще в одиночку.
В один из таких дней, когда Хмельницкий был один, пришла гетману в голову идея.
— Пошлите за французиком, который назвался посланником первого министра, — распорядился он, будучи уже изрядно под хмелем.
Через некоторое время в гетманских покоях появился д’Артаньян. Он небезосновательно надеялся, что Хмельницкий вызвал его для того, чтобы, наконец, услышать от него послание Мазарини.
Когда француз зашел в помещение, гетман, находившийся явно в хорошем расположении духа, наигрывал что-то на бандуре. На стене над его головой висела сабля, а также лук. На полу был постелен восточный ковер.
Увидев гостя, он отложил инструмент, поднялся со своего места, подошел к нему и пожал ему руку — как во время их первой встречи. Видимо, у Хмельницкого это было в обычае.
Затем, опустившись на грубую деревянную лавку перед массивным столом, гетман предложил д’Артаньяну сеть напротив. Мушкетер сел, облокотившись, по примеру хозяина, на одну из кожаных подушек, которые лежали на скамьях.
На столе были глиняные миски с мясом, рыбой, овощами, а также хлебом. Хмельницкий взял стоявшую перед ним чашу, отпил из нее, громко выдохнул, крякнул. Лицо его подобрело. Он ласково глянул на д’Артаньяна, двигая в его сторону чашу.
— Пей, — коротко сказал гетман.
— Что это? — поинтересовался гасконец.
— Горилка, — сказал Хмельницкий и уставился на д’Артаньяна.
