— Благодарю вас, Монсеньор, — сказал мушкетер, в очередной раз склоняясь в легком поклоне. — Для Шарля де Кастельмора это слишком много, а для графа де Монтескью — слишком мало.
Д’Артаньян наслаждался моментом.
Мазарини оценил всю деликатность ситуации.
— Что ж, как знаете, — сказал он с холодком, поджав губы. — Я предлагал вам титул барона.
Кардинал подошел к д’Артаньяну, положил ему руку на плечо и увлек в сторону двери, показывая таким образом, что на этот раз мушкетеру все же придется уйти.
Гасконец не противился. Он знал, что не сможет вытянуть большего из скупердяя Мазарини, и ему придется довольствоваться тем, что тот уже ему дал.
Он откланялся и вышел из кабинета. В приемной д’Артаньяна уже ждал камердинер Его Преосвященства, который препроводил его в подготовленные для него апартаменты. Там мушкетера ждали бутылка анжуйского и обед, показавшийся ему верхом изысканности и вкуса. После трапезы д’Артаньян погрузился в глубокий сон, в котором пребывал, наверное, целые сутки.
* * *
Королевский двор вскоре вернулся в Париж. Д’Артаньян продолжал служить у Мазарини, особенно не жалуясь на судьбу.
Он вернулся в гостиницу на улице Пти-Лион-Сен-Савер, хозяйка которой чуть не лишилась чувств, когда гасконец неожиданно появился в ее дверях. Затем, придя в себя, она довольно долго и настойчиво допытывалась, где это господин д’Артаньян так долго пропадал. Поначалу она не хотела верить ни в секретную миссию, ни в опасное для жизни путешествие, но, в конце концов, убедившись, что в деле не замешана женщина, успокоилась.
А однажды с нашим д’Артаньяном приключилась забавная история. Случилось это когда в Париже вновь стали накаляться страсти. В окно его комнаты, которая, как и раньше, располагалась под крышей, влез неизвестный ему малый. Разумеется, гасконец принял его за вора и собрался проучить наглеца, для чего вынул из ножен свою верную шпагу. Но малый, который оказался мужчиной примерно одного с ним возраста, взмолился не убивать его, уверяя, что он вовсе не вор.
— Я кондитер, у меня дом и лавка на улице Менял, — пробормотал он.
— Как ваше имя, сударь? — спросил бедолагу д’Артаньян.
— Планше. Мое имя — Планше. К вашим услугам.
Воистину, мир тесен, подумал мушкетер. Он поинтересовался у кондитера Планше, как тот очутился на крыше. Почему он выбрал окно именно его комнаты, было уже не столь важно.
Тот долго не осмеливался проронить хоть слово, небезосновательно подозревая, что человек, в жилище которого он так бесцеремонно вторгся, мог иметь отношение к государственной службе. Он заговорил лишь после того, как д’Артаньян дал слово дворянина, что не выдаст его полиции.
