Миля слушал его внимательно и качал головой в нетерпении:
— Нет, нет, слушай… Все это не так… Есть вещи поважнее. Пойми, есть вещи поважнее.
После его отъезда в Киев и внезапного ареста эти их разговоры закончились. Было уже не до мыслей о войне и мире.
Война в тридцатые годы сделалась для всех желанной — и вот теперь эти желания исправно исполнялись.
Так думал Даня, возвращаясь домой от Краснопресненского райкома.
Утром пятнадцатого октября его разбудил Куркотин.
Это было странно, он ему никогда не звонил. Даня даже не понимал, откуда он взял его телефон.
— Здравствуйте, Сергей Яковлевич! — вежливо сказал он, с трудом разлепляя глаза и запахивая полы халата. — Что-то случилось? Нас куда-то вызывают?..
— Даниил Владимирович! Даня! — закричал Куркотин в трубку. Голос его искажался и был неузнаваемо-хриплым и истошным. — Мне очень нужна ваша помощь! Мне больше не к кому обратиться! Давайте встретимся!
Даня позвонил к себе на работу, что немного задержится, заедет в наркомат. И пошел к Куркотину домой.
Сергей Яковлевич жил в кооперативном доме на Площади Борьбы. Этот скромный газетный волк, как оказалось, был еще и секретарем парткома московской писательской организации.
Даня церемонно поднялся в лифте с зеркалами на четвертый этаж, волнуясь, нажал кнопку дверного звонка. Давненько он не бывал в отдельных квартирах ответственных работников.
Однако внутри квартира Куркотина представляла собой поле битвы.
На полу были густо свалены вещи: пальто, шапки, одеяла, чайники и кастрюли, которые пытались запаковать в узлы из старых одеял, какие-то ящички и коробки, перевязанные бечевкой. Между ними ходил Куркотин в пижаме и ботинках на босу ногу. У него под ногами болталась маленькая девочка, она хотела участвовать в процессе, пытаясь сложить в маленький чемодан своих кукол.
Из кухни вышла хозяйка, тихая полная аккуратная женщина и, еле слышно поздоровавшись с Даней, предложила ему чаю.
— Спасибо, я не хочу, — кланяясь, ответил Даня.
— Давайте-давайте! — вдруг возопил Куркотин своим трубным гласом. — Нам с вами необходимо подкрепиться.
Даня пожал плечами и вошел в кухню.
Там было все то же: открытые дверцы комода, выдвинутые ящики буфета, заставленный бокалами, тарелками и какими-то банками кухонный стол, где жена Куркотина с трудом освободила для них место.
Когда чай наконец был на скорую руку приготовлен, Рина Иосифовна скромно удалилась, плотно прикрыв за собой дверь, а хозяин начал рассказывать «страшные вещи».
