— Невероятно! — восхищенно прошептала девушка.
Константин спросил:
— Ты влюблена в меня, Айлин?
— Да, — тихо и просто ответила она, — это плохо?
— Зависит от того, что ты от меня ждёшь, — со вздохом сказал Константин.
— Ничего, — искренне и немного удивленно ответила Айлин.
— Я женат, Айлин, ты знаешь?
— И что? — Она засмеялась. — Какая здесь связь? Я люблю вас как учителя, как мастера, как гения. Эта любовь разве похожа на то, как любит вас жена?
— То есть как мужчину ты меня не любишь.
Он почти обиделся на ее слова. Айлин лишь громче рассмеялась.
— Если бы вы были женщиной, я бы вас ненавидела.
И убежала, оставив театрального гения в полном недоумении от ее слов. Константину было сложно. Разве он мог остаться равнодушным, глядя в глаза, проникающие прямо в душу. Она тронула его сердце. Он тоже пропал.
А в это время у себя в квартире под большой старомодной люстрой кружилась девушка, раскинув руки, как бабочка крылья, и смеялась.
— Бабушка! Мама! Я люблю! — сквозь счастливый смех прокричала Айлин.
— Кого, доченька? — испугано пробормотала побледневшая мать.
— А это секрет. Но даже не сомневайся, он — самый лучший!
Бабушка и мама тревожно переглянулись, они обе понимали, что такие упрямые и дерзкие насмешницы как их Аленка влюбляются намертво.
Вскоре состоялась премьера спектакля. Критики выходили из зала оглушенные, они не могли определиться со своей реакцией на увиденное: от бурного восторга и преклонения перед гениальной постановкой до закидывания камнями всех кто участвовал в этом кошмаре. Но все оправдалось принятием публики этого эксперимента, спектакль прогремел на всю столицу, в кассы выстраивались очереди. Это был триумф. Айлин Берг в один день стала известна среди любителей театра, а Константин Васильев к своим сорока четырем годам, наконец, был признан как лучший режиссер.
- Моя муза, мое вдохновение, — шептал окрыленный успехом мастер своей лучшей ученице.
Совсем немного времени прошло, и Айлин изучила все оттенки его глаз. Конечно, их цвет, как и у всех хамелеонов, зависел от освещения в комнате, но также на них влияло и настроение Константина. Когда он злился — приобретали темно-серый графитовый оттенок, когда работал — они зеленели, когда был расслаблен и спокоен — они становились ярко-голубыми.
В момент наивысшего удовольствия радужка его глаз выцветала и становилась почти белой с темным узором в глубине, и она падала в эту бездну, отражая его экстаз и растворяясь в нем.
