Он бросает мне это беззлобно, а я не ощущаю ни страха, ни взыгравших мук совести, которые слишком часто преследуют меня. Алкоголь начинает действовать, развязывает мне язык. Мне тепло, хорошо и спокойно; странно, я больше не ощущаю себя довоенным экспериментом Павлова, где «Эрик» равно «смятение и страх».
— А твой тест? Бесстрашие?
— В правду или действие хочешь сыграть? Со мной не интересно, я всегда выбираю правду, — он лукаво усмехается, передаёт мне бутылку. Она пуста уже наполовину, и я здесь почти не помогла; на один мой глоток приходится его пять. — Эрудиция. Бесстрашие — мой осознанный выбор. Скучала по мне?
Я давлюсь, захожусь кашлем, а чёртов Лидер смеётся в голос своей же потрясающе смешной шутке — сомнительно, что хотя бы одна живая душа в нашей фракции скучала по нему, скорее наоборот, его наскоро забыли, как ночной кошмар.
Впервые за то недолгое время в Бесстрашии я вижу его таким — открытым, без налёта спеси и яда, без претензий на превосходство, без явной или скрытой угрозы. Это непривычно, странно, и мне интересно наблюдать такие перемены. Пора прекращать пьянство, пока Лидер не стал казаться мне вполне симпатичным.
— Нет! — ни секунды не сомневаюсь в ответе. Я тоже всегда выбираю правду. — Помню, как ты и твои дружки посадили меня на шкаф в мужской раздевалке. Я пропустила все уроки! И сторож меня только вечером нашёл! — негодую по-настоящему, тру ладонями горячий лоб, вспоминая свой позор и тонны пролитых по этому поводу детских слёз.
Мне тогда было тринадцать, и не было никакого Восстания, и перспектива ползать под пулями не висела надо мной Дамокловым мечом. Сейчас я вижу кровь и боль почти каждый день, а ежеминутно держать баланс на грани жизни и смерти меня не готовили. Осознание этого пришло само, наползло, как штормовая туча на ночной горизонт почти незаметно, я надломилась, уверенность в завтрашнем дне исчезла, растворилась, как утренняя дымка тумана; мне не нужен психолог, чтобы понять в каком я дерьме. Не только я, мы все.
— А ты как была мелкая, так и осталась! — ну вот, опять, словно десятка лет как не бывало. Он откровенно издевается надо мной, смотрит прямо в глаза и скалится, а я по-прежнему закипаю, наливаюсь злобой, забываю, что я уже давно не мелкая, тощая девчонка, а вполне взрослый, состоявшийся Эрудит, который наточил зубы и теперь умеет за себя постоять.
— А ты как был засранцем, так и… — не успеваю закончить фразу; Эрик хватает мою шею и рывком тянет на себя. Инстинктивно выставляю вперёд руки, упираюсь ему в грудь, пытаюсь выдержать стремительно убывающее между нами расстояние. Кажется, забываю, как нужно дышать — влажный поцелуй с привкусом табака напрочь выметает из моей головы даже элементарные рефлексы.
