— Ты должен поправиться, — шепчу я. — Я сказала, что поцелую тебя, когда мы вернемся сюда, помнишь? Но для этого ты должен очнуться.
Мони делает что-то такое, отчего брови Терекса хмурятся, а тело напрягается. Я прижимаюсь поцелуем к его щеке, а Мони бормочет, ее глаза сосредоточены, в то время как одна из целительниц протягивает ей поднос с инструментами.
Я отвожу глаза, чувствуя тошноту, и возвращаюсь к шептанию на ухо Терексу.
Кажется, что прошло несколько часов, когда Мони наконец отходит от него.
— Мы сделали все, что могли, — заявляет она, окидывая взглядом тело Терекса. — Теперь все зависит от него. Терекс — упрямый воин. Выбор теперь за ним — идти ли ему со Смертью или остаться с нами.
Я киваю, опустив плечи.
— Дай я взгляну на твой локоть, дитя.
— Я в порядке.
— Он не обрадуется, увидев тебя в таком состоянии, когда проснется. Он будет хмуриться и рычать, и это замедлит его выздоровление.
Я киваю, неохотно отпуская руку Терекса, и подхожу ближе к Мони. Она настолько нежна в своих прикосновениях, насколько это возможно, ее темные глаза сочувственно изучают мою руку.
— О чем ты только думала?
Я хмуро смотрю на нее.
— Мне должна была его затащить на мишуа.
Ее глаза удивленно расширяются, а затем на лице появляется понимание.
— Ты была очень храброй. Это будет больно. Но ты ведь научилась тому, что иногда для выздоровления боль необходима, а?
Я киваю, мои глаза полузакрыты от усталости. А потом я резко отшатываюсь, когда она достает свою зловещую зеленую пасту и намазывает ее мне на руку. Я скриплю зубами, но отказываюсь кричать, когда Терекс испытывает гораздо большую боль. Мони помогает мне снова закрепить руку в перевязь, и, наконец, она позволяет мне свернуться калачиком рядом с теплым телом Терекса, и целители оставляют нас наедине.
ТЕРЕКС
Я дрожу от холода, хотя знаю, что горю.
Лихорадка.
Я все еще на мишуа?
Элли.
Я переворачиваюсь, и мой бок обжигает болью, когда сладкий аромат Элли достигает моего носа. Она совсем рядом.
Я не в силах разлепить тяжелые веки, а она утыкается носом в мои волосы.
— Ты в порядке, Терекс. Мы вернулись в лагерь.
Прохладная мокрая ткань скользит по моему лбу, и я дрожу еще сильнее.
— Х-холодно, — рычу я, и ткань замирает.
— Ты весь горишь. Я знаю, что тебе холодно, но нам нужно сбить жар.
Я хмурюсь, и у Элли вырывается еле слышный смешок. Я позволяю ей делать то, что она хочет. Я бы позволил ей все, что угодно, лишь бы снова услышать звук ее смеха.
