— Как бы то ни было, я не планировала возвращаться, но маме удалось связаться со мной. Она сказала, что умирает. Мой друг Тим сказал, что, если я не поеду и она действительно умрет, я буду сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Обычно он прав в таких вещах.
Терекс издает низкий рык, и я вздрагиваю в седле, чертыхаясь, когда молния боли простреливает руку.
— Он просто друг, — уверяю я его. — Мы даже никогда не целовались.
Терекс снова рычит.
— Прекрати, — рявкаю я, когда он шевелит плечом. — Лежи спокойно.
Мне удалось просунуть больше материала от моего платья под его бок, который ранен, и которым он лежит на мишуа. Надеюсь, что давление, которое он оказывает на рану своим весом, поможет остановить кровотечение.
Но что я знаю?
— Во всяком случае, — продолжаю я. — Я отправилась домой. Конечно, моя мать не умирала, так что я взяла отпуск в середине учебного года, и сама не знаю почему оплатила срочный рейс.
Я все еще злюсь.
— Самка!
Я поднимаю глаза, потрясенно моргая. В ста метрах от нас стоит воин с мечом в руке, но, встретившись со мной взглядом, быстро убирает его.
— Скажи мне, что он часовой.
Терекс не отвечает. Ни рычаний, ни стонов.
Дерьмо.
Мы поравнялись с воином, и он бледнеет, когда видит Терекса, практически висящего на мишуа.
— Я поеду вперед и предупрежу целительницу. Не останавливайся.
Я киваю, и Кини снова ускоряется, вероятно, довольная тем, что находится так близко к дому.
Я сглатываю комок в горле. Терекс больше не отвечает. Я протягиваю руку и пытаюсь нащупать пульс, но нас там сильно трясет от движений мишуа, что моя рука соскальзывает с его шеи.
Такое ощущение, что время проносится вспышками. Вот нас меня окружают воины, которые тянутся к Терексу, их лица суровы и бледны, когда они направляются к лагерю. Незнакомый мне воин тянется ко мне, и я отшатываюсь. Он просто хватает меня на руки, сажает в седло, и мы мчимся следом за Терексом.
Вот я уже стою в кради целительницы и смотрю, как все трое целительницы снимают с Терекса рубашку. Мерцающие чешуйки на его плечах и верхней части груди выглядят размытыми и выцветшими, и рот Мони превращается в тонкую линию, когда она осматривает рану.
Она смотрит на меня.
— Тебе не нужно быть здесь.
— Я не оставлю его.
Она вздыхает, но кивает, жестом приглашая меня сесть рядом.
— Тогда возьми его за руку, дитя, и поговори с ним.
Я хватаю его огромную руку и подношу к губам. Меня вдруг начинает трясти, последствия выброса адреналина, меня сильно накрыло. Я наклоняюсь вперед, утыкаясь носом в ухо Терекса.
