Стручков, передыхая, помолчал и продолжал:
— Но немцы продолжали наседать. Здоровых людей среди нас осталось человек двадцать. Патроны с гранатами быстро таяли. Но больше всего огорчал нас бой за деревней... А как мы к нему прислушивались! Заработала наша артиллерия — у нас подъем. Думаем: «Не много вам осталось быть хозяевами положения». Когда послышалось «ура», каждый дал очередь по фашистам. Многие говорили мне: «Товарищ главстаршина, ударим с тыла по ним. Поддержать надо своих!» Тогда, понимаете сзади, рано было так поступать: сразу бы оказались под перекрестным огнем. Проходит какое-то время, и шум на фронте утихает. Стреляли все реже. Мы поняли: атака захлебнулась. Проходит минут пятнадцать. Опять наша артиллерия бьет. Опять хлопцы радуются: «Ударим, товарищ главстаршина!» Без команды стрелять запрещаю. Снова призываю к выдержке: «Подождать, подождать надо!» А сам соображаю: в деревню ворвутся наши, сразу же ударим. Но, слышим, снова захлебнулась наша атака. Наши прикладывают все силы, а пробиться не могут. Фашисты прочно укрепились. Так много раз повторялось, и все безрезультатно. Я понимал, нам до ночи, во всяком случае, помощи ждать неоткуда. Фашисты, видимо, приободрились и стали постепенно сжимать кольцо. Подвезли станковые пулеметы и начали скапливаться в соседних домах.
Стручков умолк, облизал губы, глубоко вздохнул, задумался. Полежал так с минуту, потом повел глазами на кружку. Помогли ему напиться. И только после этого он опять заговорил:
— Патронов и гранат было мало, приходилось беречь. Настрого приказал стрелять только наверняка и быть в любую минуту готовыми отразить атаку. Мы поклялись драться до последнего. Трижды пытался послать связных к вам. Ничего не получилось: первые двое раненными приползли обратно, а третий, наверное, погиб в пути...
— Третий добрался до нас, — вставил я.
— Дошел?! — обрадованно вскрикнул Стручков. Он даже немного приподнялся.
— Да, он был смертельно ранен, потерял много крови, но дополз до нас, сказал, что вы в Тараканове окружены. Больше сказать ничего не смог. Скончался.
Стручков умолк. В глазах его блеснули слезы.
— Сам ведь вызвался... Сам... — глотнул слезы Стручков. — Я и не посылал его, а он: разрешите да разрешите, товарищ главстаршина, доберусь. И добрался вот.
Видно было, что Стручков все еще находится под впечатлением. смелых действий посланного им связного. Затем, словно очнувшись, он стал рассказывать дальше:
