— И она сама была виновата, что оказалась в одиночестве ночью среди черных стволов деревьев. Осознала это, как и ту опасность, что затаилась в темноте, но упрямство не позволило ей развернуться назад и вновь оказаться на ритуальной поляне клана, освещенной множеством жарко пылающих костров.
— Что за праздник отмечали тогда? — Полюбопытствовал мужчина у девушки, стоящей к нему так близко, что мог ощутить ее сильный манящий запах, молодости, спелости, хвои и лугового ветра, полного аромата простых цветов и трав, запах свободы.
— Свадьбу. — Произнесла просто, но слышалась в голосе малая толика грусти. — Девушку собирались отдать замуж.
— А! — Понимающе сказал король и в тот же миг получил в рот еще одну ягоду. Награду за сообразительность? Додумать не успел, так как с его губами начала играть третья виноградина. С удовольствием ухватил и ее. Разгрыз с чувством, что чуть сок не брызнул наружу и не оросил ему губы. Вкусно. И захотелось девушку притянуть к себе под бок. Вот и руку уже приподнял с покрывала, да Лисичка отскочила и пошла прохаживаться по комнате, двигаясь плавно, но словно легкий челн, преодолевающий небольшую волну.
— Вот такая строптивица! Вот такая упрямица! Вот такая неразумная была девица! И боялась, и дрожала, а шла все дальше по тропе в чащу леса. И деревья уже стали чуть ни стеной. А мохнатые вековые ели совсем заслонили небо, посеребренное луной. И само светило вот-вот могла поглотить набежавшая большая туча, тогда вокруг воцарилась бы абсолютная тьма. Тьма, тьма, тьма! Тьма!..
Подскочила Лисица к шелковой кисти у ближайшего витого столба и дернула за нее, высвобождая из захвата перевязи тяжелый полог балдахина. Чуть зашуршала ткань и опустилась, отгораживая одну сторону королевской постели от пространства комнаты и от солнечного света, проникающего в окно спальни. А мужчине не понравилось, что не стало видно этой гибкой и верткой сказительницы с завораживающими зелеными глазами. Вот и приподнялся он еще и почти прямо сел на кровати. Вот, так-то лучше. А то не рассмотрел бы ее нового танца, похожего на борьбу путника с шквалистыми порывами ветра.
— И не ведала девица, что за ней наблюдали. И не одна пара глаз следила за ее еще торопливой, но уже не очень уверенной поступью. Много взоров зажглось желтым огнем в кромешной темноте чащи, а…
— Почему желтым? — Не удержался и спросил Медведь, так как ему отчетливо представился его главный военачальник в минуты крайнего возбуждения. Именно такой свет излучали глаза воинственного Гансбери, если гневался.
