–– Ах, тетушка, сколько можно уже мне волосы гребнями чесать? Скажите же им!.. И песни эти заунывные… И ручьи слез тоже… Скажите им хоть вы!.. У меня и так голова кругом, а тут…
–– А порядок? – насупилась Марфа Елисеевна больше на племянницу, чем на чуть замешкавшихся разновозрастных плакальщиц. – Всех девиц рода так замуж выдавали… и меня к тому же. Вот и тебя, птичка, намоют, расчешут, маслами смажут… А завтра поутру в храм отведут. Там будут уже другие песнопения, во славу почитаемых богов, тогда же обетами молодым положено обменяться, да и поедете гулять в терем племянника моего мужа, то есть новобрачного, Никиты Стужского… вот кто далее ответственность за тебя, пташка, понесет…
Никита!.. Ярослава далее как перестала слышать разговоры вокруг. Она точно сомлела от одного имени своего нареченного жениха. И что с того, что их сговорили еще пять лет назад… увидеться-то так и не пришлось! Все батюшке некогда было гостей принимать или самому в поездку к дальним-дальним родственникам собраться. И то правда, года выдались непростые: то засуха и неурожай, то сплошь дожди и неурожай, то такой могучий урожай, что только поспевай убирать и в закрома складывать. А еще случились набеги одичалых северо-западных племен, и опасный мор тоже единожды был.
И вот только теперь вроде бы боги даровали спокойствие. Зиму перезимовали тихо и мирно, снега было столько, что ожидали и получили дружные всходы злаков, домашний скот принес хорошее потомство, дикое зверье, охотники сказывали, в лесах не перевелось, а приумножилось, птица с юга на гнездовья возвернулась… А их шаман признал ее вполне готовой для продления рода Стужских. Хотя, как же не быть готовой в семнадцать-то весен, ясно, что созрела еще пять лет назад. Да вот именно на этот месяц указал отшельник, раскинув в своей пещере-убежище меченые кости.
Тот старик в лохматых разномастных шкурах явился в княжье поселение, когда последний снег сошел. Ударил в ворота длинным сучковатым посохом требовательно и гулко, велел немедленно проводить его к отцу Ярославы. Ясно, что никто не чинил древнему старцу препятствий, и тот сразу был приглашен в терем. До того народ так и сновал под дверью, а тут словно повымирали все: затаились и стали выжидать, зачем шаман к ним пожаловал. Но потом на высокое резное крыльцо вышел Ефим Елисеевич и объявил, что будет выдавать вскоре единственную дочь, как и сговаривали, за наследника северо-восточного княжества.
