Одержимый ею | страница 25
Что с ним? Почему он так себя ведёт?
Улыбаюсь, ерошу ему волосы… И сама — задыхаюсь. Взъерошенный, с сияющим взглядом он выглядит сейчас таким молодым и таким красивым.
И что самое удивительное — полностью открытым передо мной, без панциря, без брони, без маски крутого мафиози.
Просто мужчина — немного уставший, очень светлый и…
— Чем вы занимаетесь, Артём? — спрашивает мама, и Пахомов вздрагивает, моментально захлопывая все двери и опуская забрало.
Пока он ищет ответ, я выдаю первое, что приходит в голову:
— Тёма — эксперт по изучению предметов древности. Он учился в Оксфорде. Мы познакомились на выставке.
И ведь почти не вру, всё так.
Пахомов снова целует меня и заявляет нарочито весёлым тоном:
— Да-да, поэтому наш девиз по жизни Ars longa, vita brevis[1]. И поскольку vita brevis — стараемся ловить каждую минуту.
С этими словами он впивается в мои губы…будто имеет на это право. Жадно, голодно, отчаянно.
Лучше бы перевёл, умник чёртов. Я не сильна в латыни.
Родители хлопают в ладоши, Пахомов открывается от меня, тяжело дыша.
— Ну, не будем вам мешать, — тактично говорит мама.
— Ждём в гости в ближайшие дни, — напоминает папа.
И они отключаются.
И вместе с ними исчезает и нежный внимательный Пахомов.
Сейчас я сижу в объятиях чудовища.
У него безумно горят глаза…
И, кажется, будто в плотоядном оскале с клыков капает слюна.
Монстр очень голоден и намерен меня сожрать.
Хочу вырваться из объятий, отползти подальше, но меня крепко держат и грозно напоминают:
— Куда ты собралась? Настало время платить.
И я понимаю, что влипла…
ВАЛЕРИЙ
До своей комнаты практически доползаю.
Падаю поверх покрывала и тупо пялюсь в потолок. Внутри — пусто до звона. Всё выгорело в чёрном пламени отчаяния и ярких всполохах похоти.
Я заслужил.
Палач и каратель.
Я убивал нередко — это моё ремесло. Будничное и скучное. Оно не вызывает эмоций. Но душу свою я извазюкал знатно. Она во тьме до самых потаённых уголков. Натащил туда грязи.
И теперь мне только и остаётся — любоваться мечтой со стороны, прекрасной мечтой о семье, где все друг друга любят и заботятся.
Жена, дети — недоступная мне роскошь.
У коронованного авторитета не может быть семьи. Мой отец женился когда-то на матери Артёма — и дорого поплатился за это: любимую подстрелили вскоре после родов. Она провела семь лет в коме. Я не желаю такой судьбы женщине, которая окажется рядом со мной.
А ребёнок? Я просто никогда не осмелюсь посмотреть ему в глаза, взять малыша на руки.